Женщины сели за стол.
– Вот тебе пример, – вещал разгулявшийся водопроводчик, – можешь ты мне сказать, какая из сидящих перед тобой женщин более сексуальна? Одна брюнетка, другая блондинка. Одна весит шестьдесят, другая пятьдесят. Одна высокая – сто семьдесят пять сантиметров, другая среднего роста – сто шестьдесят пять. Можно перечислять и дальше эти рациональные показатели, но они не смогут дать ответ о главном, о сексуальности.
Сергей Юрьевич посмотрел на Анну и смутился. «Может, у них так принято – обсуждать дам в их же присутствии, но я так не могу», – подумал он и покраснел. Анна не была красавицей, но Сергей Юрьевич действительно находил ее сексуальной.
– Вот видишь, – торжественно произнес Валентин Кузьмич, – тебе милее Анна. А мне Клава. И, по-моему, Анне ты тоже понравился.
В тот вечер Сергей Юрьевич вернулся домой глубоко за полночь. Жена уже спала. Но наутро все же поинтересовалась, где муж провел полночи.
Сергей Юрьевич мог бы что-нибудь соврать про непосильную работу, отнимающую полжизни, но неожиданно для себя он вдруг сказал правду:
– Я был у водопроводчика.
– Вот как? – отвечала жена. – Тогда я сегодня планирую пойти в гости к малярше. Меня не будет до утра.
– Это глупо, Марина. Я действительно был у водопроводчика. Я тебе уже рассказывал про него. Извини, я сейчас опаздываю.
– К водопроводчику, надо понимать?
Сергей Юрьевич грустно посмотрел на жену и вышел.
Но не прошло и двух дней, как он снова отправился к своему новому другу в дневное время. Работа все равно не клеилась. К тому же с недавних пор он сделал для себя открытие, что если отменить некоторые переговоры, а на некоторые совещания отправить своего помощника, то ничего плохого из этого не выйдет. Одна только польза. В частности, можно и к Кузьмичу зайти.
После традиционных нехитрых приветствий они, как всегда, сели к столу. За окном стояла осень. Тяжелые низкие тучи затягивали небо. Моросил холодный дождь. А у Кузьмича было тепло. Они выпили по одной. Потом еще и еще. Закусили соленым огурцом и краюхой черного хлеба.
– Хорошо у тебя, Кузьмич. Ничего делать не надо. Никуда спешить не надо. Никаких обязательств.
– Это точно, – отвечал Кузьмич, – никаких.
– И даже перед самим собой.
– И даже перед самим собой, – вторил Кузьмич.
– То есть тебе, я вижу, безразлично, что с тобой будет и как пойдет дальше твоя жизнь? – спрашивал Образцов. – Не беспокоит тебя, что не достигнешь ты никаких высот, не объездишь полмира?
– Не беспокоит, Юрич, – ответил Кузьмич и налил еще по одной. – Да и так ли уж много от меня зависит?
– Э-э-э, Кузьмич, – погрозил пальцем пьянеющий Образцов. – Это вопрос без ответа. Каждый решает его по-своему.
– Здесь ты прав, Юрич.
Они выпили еще, потом пришли Анна и Клава. Потом они о чем-то говорили. Анна целовала его, а он целовал Анну, и ему опять казалось, что она самая соблазнительная женщина на свете. Потом Образцов почувствовал полное расслабление.
– А давай, Кузьмич, проверим, – в голову Образцова пришла странная мысль. – Все ли тебе все равно?
– Давай, Юрич, а как?
– Ты же на меня похож ведь? – язык Образцова заплетался.
– Похож, Юрич.
– У меня сейчас переговоры начинаются, так ты сходи за меня, а я тут пока с Анной…
– А как же меня пропустят? – изумился Кузьмич.
– Я тебе удостоверение дам. Одежду мою оденешь. Побреешься, конечно.
– Это допустим, Юрич. Ну, а что я говорить на переговорах буду?
– Ничего сам не говори. Слушай внимательно, что мой помощник Тихонов говорит. Иногда можешь повторить за ним то, что тебе покажется особенно важным. Когда чего спрашивать станут, ему слово давай. И многозначительно кивай головой. А я сейчас ему позвоню и предупрежу, какой сегодня формат переговоров.
– Ну, ежели так, то, конечно, можно, – отвечал Валентин Кузьмич, – но только тебе это, того, Юрич, не повредит все это?
– Не повредит, – отвечал Сергей Юрьевич, к тому времени уже достигший через потребление алкоголя наивысшей точки свободы и познавший полное освобождение от всех обязательств.
Через какое-то время Образцов оторвал голову от стола. Он с удивлением посмотрел на несвойственное ему одеяние, которое состояло из майки неопределенного цвета и треников с вытянутыми коленями. В комнате, обклеенной старыми обоями, никого не было. На улице светило яркое мартовское солнце. Он достал пачку сигарет, закурил и вышел на грязный балкон. Посмотрев на стоящее напротив него здание из стекла и гранита, он увидел какого-то человека, внимательно рассматривающего его из окна своего кабинета. Он присмотрелся и узнал его.
– А, Кузьмич, – пробормотал Образцов, глядя на своего старого знакомого. – А говорил, что тебе все – все равно. Наврал, значит.
