Они вышли на улицу.
– Ну, как жизнь? Как там в Японии? – зевнул Юлиан.
– Нормально. Женился второй раз. Много гастролирую по миру. Очень устаю. Трудно держаться в обойме. Высокая конкуренция.
«Как это у него так легко получается? Взял да и развелся, взял да и женился. И ни у кого не спросил. Хозяин – барин, понимаете ли», – с досадой отметил математик. Подобное поведение он считал аморальным и порицал.
Тяжело вздохнув, математик пошел в наступление на другом поле:
– Моя мама заметила, что сегодня твой второй скрипач совсем неважно играл. В такт не всегда попадал. Да и виолончель хромала.
– Да? Ну, твоей-то маме виднее, – безразлично ответил Илья. Было очевидно, что точка зрения Екатерины Петровны его не беспокоит.
– У нее все-таки музыкальное образование, слух. Но я и сам тут подумал, что действительно, в заключительном такте Вивальди лучше было бы вам мягче брать, – продолжал гнуть свою линию Юлиан.
– Вот оно как? – фальшиво улыбнулся Илья.
– Да. Тут публика подготовленная. Вообще-то домашние концерты в традициях нашей семьи. Еще в царское время держали оркестр крепостных. Добинские всегда славились на Руси просветительской деятельностью, – губы Юлиана сложись в тонкой улыбке.
«“Нашей семьи” – надо же! “Оркестр крепостных”», – с обидой отметил про себя Илья и перевел тему:
– А как у тебя дела на работе? Какие личные достижения?
Юлиан не любил распространяться на эту тему: рассказ почему-то не получался впечатляющим. Поэтому он, как всегда, отделался несколькими туманными фразами, из которых нельзя было ничего толком разобрать.
– Ну, в общем, творческий процесс, ты же понимаешь, – повел он рукой в завершение.
Но сравнение с крепостным оркестром, видно, крепко задело скрипача, и он, едко улыбнувшись, тихо спросил:
– А в чем именно заключается этот творческий процесс?
– Ну, что тут непонятного? Преподавательская деятельность, наука…
– Творчество – это создание чего-то нового, насколько я понимаю. Что же именно ты создаешь?
– У меня такое впечатление, что я на приеме у прокурора, – неожиданно рассердился Юлиан.
Резин только неприятно хмыкнул. Повисла долгая пауза.
– Как твоя мама? – спросил Юлиан. Отец Резина давно скончался, с тех пор мать проживала в Москве одна.
– Все в порядке, спасибо.
– Ты ей помогаешь?
– Да, немного.
– А ты не думал купить ей дачу? – неожиданно спросил Юлиан.
– Что? С чего это вдруг?
– Ну как? Чтобы у нее было, куда ездить летом, – пояснил математик.
– Я имел в виду, с чего это вдруг ты даешь мне советы? И, раз так, то почему бы тебе самому не купить своей маме дачу?
– У нее осталась дача от родителей.
– Эта хибара, на которую без слез нельзя взглянуть? Почему бы тебе не улучшить ее жилищные условия и не купить настоящую дачу? – тон товарища неприятно изменился.
– Но я же не могу себе этого позволить! – с некоторой бравадой пробасил Юлиан.
Но для Резина это, видимо, это не являлось оправданием.
– То есть дом ты себе позволить не можешь, а мне советы давать можешь?
– Ну да, а почему бы и нет?
– А ты не задумывался над тем, что советы являются не более, чем скрытой критикой, или еще хуже – попыткой самоутвердиться за чужой счет?
– Ты следи за своей речью! – повысил голос математик.
– Это ты за своей следи! – с негодованием прошипел скрипач. Глаза его засверкали недобрым огнем.
– Как я посмотрю, вся твоя вальяжность куда-то подевалась! Правду не любишь?
– Счастливо оставаться, – побелев от ярости, проговорил Резин. Бывший товарищ резко развернулся и, не оборачиваясь, быстро пошел назад к дому.
Давно подавляемое взаимное недовольство, наконец, вскрылось, словно чирей под скальпелем хирурга. Отчего Юлиан поначалу даже испытал некоторое облегчение. Ночью же математик долго не мог заснуть и, тревожно ворочаясь с боку на бок, все думал, думал, думал. Когда эмоции отхлынули, пришло осознание, что открытая ссора с товарищем была ему все же неприятна.
За последние годы Юлиан растерял всех своих многочисленных друзей молодости. Общение с ними постепенно стало для него в тягость. С другой стороны, почти никто из его знакомых не мог похвастаться тем, что пронес юношескую дружбу сквозь десятилетия. И неудивительно. Ведь каждый под воздействием личных обстоятельств проходит свой собственный путь, в котором невозможно ничего переписать, ни изменить. Зато можно многое оправдать, когда возникает такая потребность. Поэтому система мировоззрения человека порой причудливо меняется, следуя за зигзагами его судьбы. Признавать же свои ошибки, расписываться в собственном бессилии мало кому понравится. Да и к чему это делать? Что это даст, кроме испорченного настроения? Особенно, когда перевалило за пятьдесят.
Вечером следующего дня в Большом зале консерватории давали «Так говорил Заратустра» и «Жизнь героя» Рихарда Штрауса. Это были любимые произведения Юлиана, и он никак не мог пропустить такое важное событие. Несмотря на довольно высокую стоимость билетов, они со Светланой разместились на первом ряду.
С самого первого мгновения божественная музыка великого мастера целиком захватила математика. Под воздействием могучей экспрессии, исходящей от духовых и ударных, по его коже побежали мурашки. Не помня себя, Юлиан зачарованно смотрел на дирижера. Этот человек в черном фраке подобно магу подчинял своей воле огромное количество оркестрантов. Вокруг дирижера вертелось все действие! Он правил бал! Он творил!
«Но ведь и я ничем не хуже. Мама просто ошибалась. Я тоже могу. Что там! Я могу значительно лучше! Я покажу им! Они узнают меня! И Генеральша эта! И Светлана! И Толстопальцеву, и Резину, и Лисянскому покажу! А то, видишь ли, какие, сами по себе они! Делают, что хотят! Женятся, разводятся! Они у меня узнают! Я тоже сам! Я сам! Я сам по себе, черт возьми! Я не при ком-то! Я это докажу! Все увидят, черт подери, что я сам по себе! И я не буду больше ни у кого спрашивать разрешения! Подчиняться теперь будут мне!» – все громче гудело в голове Юлиана.
Глава 2. Бунт
«Кого там черт несет?» – недовольно подумал математик спросонья. На циферблате будильника стрелки показывали шесть часов утра. За окном было еще темно. А телефон все звонил и звонил.
– Алло, – прогудел он в трубку.
– Юлиан Дмитриевич? – раздался незнакомый мужской голос из трубки.
– Да. А с кем имею честь?
– Меня зовут Петр, хотя мое имя вам мало что скажет. Я помощник адвоката Олега Лисянского.
– Да, но сейчас ночь, – возмутился Юлиан.
