В какой-то момент она увидела себя посреди огромной, усыпанной цветами поляны. Стоящей возле гигантского дерева и широко раскрытыми глазами рассматривающей его величественную крону.
Дерево было старым, если не сказать — древним. Казалось, оно стояло здесь еще с тех времен, когда мир только-только создавался. Словно отголосок безмерно далекого прошлого, бережно сохраненный след чужого присутствия — кого-то, кто обладал неизмеримо большей силой, чем все маги Зандокара.
В этом Древе все выглядело необычным: и покрытый бугристой корой ствол, который с трудом обхватили бы два десятка человек; и сочный янтарный оттенок листвы; и раскинувшаяся далеко в стороны могучая крона, под которой с легкостью уместилась бы целая армия.
Это было словно во сне.
Айра разглядывала величественное Древо с неподдельным восторгом, тихой радостью и искренним благоговением. Ей казалось, она хорошо его знает. Видела не раз. Слышала шелест его огромных листьев. Когда-то давно уже наслаждалась ощущением исходящего от него нечеловеческого спокойствия и часами наблюдала за тем, как мерно колышутся его ветви и как с легким шорохом один за другим слетают на землю золотистые листья.
Но вот наконец что-то изменилось вокруг.
Ее сердце гулко стукнуло, на глаза набежал уже знакомый туман, пальцы с силой сжались, а откуда-то из живота появилось и стало нарастать ощущение сладкой дрожи. Почти одновременно с этим дрожь прошла и по бугристому стволу Древа, заставляя кору трескаться, шевелиться и вынуждая ее разойтись в разные стороны, выпуская на поляну объятую зеленым светом фигуру.
Айра замерла, увидев совершенное, безупречно вылепленное тело, частично прикрытое спускающимися почти до земли золотистыми волосами; кончики заостренных ушей, идеально очерченный подбородок, благородный нос, тонкие брови и глаза… неумолимо притягивающие взгляд, завораживающе ярко горящие зеленые глаза, от которых было невозможно оторваться.
Новорожденный эльф, едва шагнув на землю, пораженно замер.
Прекрасный, как юный бог. Обнаженный, но, кажется, ничуть не смущающийся наготы. При виде ошарашенно замершей Айры он медленно вдохнул напоенный дивными ароматами воздух. Неторопливо приблизился, с любопытством разглядывая ее ошеломленное лицо, а потом склонил голову набок и певуче произнес:
— Я вижу тебя и признаю. Ты станешь моей?
Айра испуганно втянула голову в плечи и попятилась. Но не потому, что увидела его обнаженным. И не потому, что вдруг почувствовала опасное, волнующее томление в груди. А оттого, что узнала его. И лишь тогда с ужасом поняла, что истинная сила эльфа заключалась не в том, что он читает чужие мысли, а в том, что он способен вызывать неодолимое влечение. И ему, как бы гадко это ни звучало, до дрожи хотелось ответить: «Да!»
Айра, почувствовав, что готова сдаться на его милость, судорожно вздохнула. В груди что-то заломило, заныло, словно протестуя против близости эльфа. А лер Легран наклонился и, взглянув на нее в упор, чарующе улыбнулся.
— Теперь ты отдашь мне свое сердце?
Айра отшатнулась, больно уколов обо что-то палец, и от этого очнулась, осознав себя не в лесу, возле волшебного Древа, а на занятии. Но снова увидела перед собой манящие зеленые глаза, ощутила неуместное влечение. И, отчаянно не желая снова оказаться в чужих снах, инстинктивно шарахнулась прочь от стоящего рядом эльфа. Да так резко, что едва не опрокинула коробку с семенами, чуть не свернула стол и к тому же больно ударилась бедром.
Боль, как ни странно, привела ее в чувство.
Айра, тяжело дыша, прижала руку к груди, где в диком галопе зашлось беспокойное сердце, и снова попятилась, не отрывая от учителя расширенных, диковато горящих глаз.
Лер Легран удивленно приподнял красивые брови.
— В чем дело, леди?
Айра отступила еще на шаг.
— Леди? — беспокойно качнулся вперед эльф, но она протестующе замотала головой и попятилась с таким выражением на лице, будто василиска увидела.
«Ты отдашь мне свое сердце?» — набатом отозвались в голове его слова.
— Нет, — прошептала Айра, когда боль в груди стала нестерпимой. — Не надо… не трогайте его…
«Живи! — молча взмолилась она, непонятно кому и зачем. — Пожалуйста, живи!»
И боль в груди неохотно отступила. А затем и туман перед глазами начал наконец рассеиваться.
— Верните мне образец, леди, — на удивление мягко попросил эльф. — Пожалуйста, положите его на место. Это не для вас. Это опасно. Он может вас поранить…
Лер Легран замер, рассмотрев, как по тонкому предплечью сочится алая струйка, подозрительно быстро вымачивая рукав старого платья. Кажется, Айра до того сильно сжала кулаки, что сама не заметила, как напоролась на шипы игольника. А они острые, длинные, чуть ли не с палец длиной…
У эльфа изменилось лицо, едва он представил, во что превратились ее руки.
— Леди Айра…
— Нет! Оно вам не принадлежит! — выдохнула Айра, распахнув горящие странными огнями глаза. Долю секунды, тяжело дыша, сверлила ошеломленного преподавателя неподвижным взором, а потом опомнилась, вырвалась наконец из навеянного эльфом наваждения и со стоном схватилась за виски. — Всевышний, да что ж такое?!
— У вас кровь, леди, — беспокойно заметил лер Легран, к счастью, больше не пытаясь приблизиться. — Вы поранились. Надо перевязать.
Она отняла руки от лица и испуганно замерла, поняв, что эльф совершенно прав. А когда разжала кулак, то вовсе испуганно вздохнула — проклятое семечко было все в крови, длинные шипы влажно блестели. Семя словно бы даже распухло, напитавшись горячей влагой. И начало подозрительно потрескивать, будто подтаявший лед по весне.
Айра осторожно положила его на стол, пачкая бумаги кровью, но не успела отнять руку, как игольник вопреки всем законам с громким треском прорвал толстую кожуру. А затем семечко полностью раскрылось и выпустило наружу темно-зеленого цвета росток, упрямо потянувшийся к свету. Более того, он блестел так же влажно, как шипы и кожура. Будто бы весь искупался в крови, хотя такого, конечно же, не могло быть.
Лер Легран шокированно уставился на проросшее семечко, не в силах поверить своим глазам. Но оно было — ожившее, стремительно набирающее силу, не смущаясь отсутствием земли и живительной влаги. Кажется, ему вполне хватило чужой крови.
Эльф перевел ошеломленный взгляд на зажавшую пораненную руку девушку, но ее глаза уже успели стать прежними — серо-голубыми, спокойными, чистыми, как раньше. И только залившая лицо смертельная бледность свидетельствовала о том, что все это действительно натворила она — странная девочка, откуда-то знающая язык его предков, умеющая чувствовать его силу совсем не так, как остальные, каким-то чудом сумевшая пробудить самого непримиримого к чужакам обитателя Занда — смертоносный игольник, отзывающийся на любое прикосновение молниеносной атакой.
