Он взбил подушки, поставил их у изголовья.
— Устраивайся поудобнее.
Я подчинилась, и Анри поставил столик прямо поверх моих бедер.
— За последний день я непростительно много думал о тебе.
— И что надумали?
— Я скучал.
Я чуть не подавилась прожаренной корочкой. Закашлялась, но, к счастью, ненадолго. Анри же похлопал меня по спине. Тост оказался вкусным, не таким, какие мне доводилось пробовать раньше: мягкий хлеб, а в середине — запеченное в нем яйцо с жидким желтком. Я усиленно резала, накалывала, жевала, стараясь не смотреть на мужчину, сидевшего рядом. Не витай между нами тень расплаты, я бы, пожалуй, даже наслаждалась завтраком.
— Тереза?
— Что?
— Тебе нравится?
Нравится. Еда. Но не то, как вы на меня смотрите.
— Замечательные тосты.
— Я говорил про наше утро.
Наше?
Я метнула на него удивленный взгляд.
— И давно вас волнует, что мне нравится, а что нет?
Он кивнул.
— Справедливо.
Справедливо? О, Всевидящий…
— Волнует. Прямо сейчас.
Со мной творилось что-то странное — меня неудержимо влекло обнять мужа. Браслет сиял, а я уставилась в тарелку. Он же расправился с завтраком на удивление быстро, и теперь перебирал мои волосы, облокотившись на подушки. Сказать, что меня это беспокоило, — значит, ничего не сказать.
— Что вы собираетесь делать?
— А как ты думаешь? — Анри легко погладил меня по щеке, коснулся подбородка.
К счастью, я покончила с тостом, поэтому поперхнуться мне уже не грозило. Нет, рогалики в меня точно не полезут, несмотря на всю их воздушность.
Знаю же, что собирается мне отомстить. По глазам вижу.
Прежде чем я успела что-либо сказать, он взял из вазочки клубнику и обмакнул в соус. А потом ягода, зажатая между сильными пальцами, прошлась по моим губам — мягким ласкающим движением. От неожиданности и захвативших меня ощущений я задохнулась. Отпрянула, невольно облизнула губы, уловив тонкий сливочно-ванильный вкус. А по ощущениям сама превратилась в одну большую клубничину.
— Вы что творите?
Вместо ответа он погладил мои губы, слегка надавил. В глазах его сейчас полыхало пламя, и в нем отражалась я. Только я, как будто весь окружающий мир утратил четкость. Я невольно приоткрыла рот, чувствуя, как бешено колотится сердце, его пальцы на кромке губ.
Дико. Порочно.
И невозможно этому противиться.
— Возьми ягоду.
Я потянулась к его руке, но меня легко ударили по пальцам.
— Губами.
Какой же жаркий… и сумасшедший взгляд.
Уши сейчас просто сгорят! И хорошо, потому что я больше не услышу этих грязных гадостей.
Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и…
— Медленно. Втяни ее в себя.
Интересно, если я ему откушу палец, это будет считаться за вред? Ладно хоть не вижу его глаз, достаточно того, что чувствую, и так все внутри полыхает.
Это просто дурацкая ягода, ничего больше, ее просто надо съесть. Я коснулась клубники губами, с трудом сдерживая желание сползти на кровать, накрыться простыней и больше никогда из-под нее не выглядывать. А потом на затылок легла ладонь, он сгреб волосы в кулак, я почувствовала во рту кончики пальцев и задохнулась, когда Анри впился поцелуем в мой рот. Меня встряхнуло — яростно, сильно, горячая волна прокатилась по всему телу.
Сладко. Безумно…
Я вздрогнула, когда он меня отпустил. Казалось — стоит сделать одно движение, и я подавлюсь. Но нет, демонова клубника была невероятно вкусной. Я даже сумела ее съесть под сумасшедший барабанный ритм сердца. И сама не заметила, как оказалась прижатой к его груди. Пальцы Анри путались в моих волосах, скользили по шее и плечам, обжигающе-горячо. Мы же снова целовались — исступленно, до дрожи.
— Что же ты со мной делаешь, — хрипло выдохнул он мне в губы.
Что я с ним делаю?
Что вы со мной делаете?!
Я же… я же не просто вас хочу, я теряю себя — раз за разом, снова и снова.
Негромкий стук отрезвил. Не знаю, кого там принесло, но это случилось вовремя. Очень вовремя.
Анри негромко выругался и поднялся. Я следила за тем, как он идет к двери, а мир перед глазами качался, по венам бежал жидкий огонь. Голос Жерома, негромкий ответ мужа. О чем они говорят, я не расслышала. Браслет полыхал, меня слегка потряхивало, как от переизбытка силы. Меня… или его? Могу ли я чувствовать то, что чувствует он?
Анри вернулся, протянул мне подписанный резким, разборчивым почерком брата конверт. Я быстро вскрыла письмо.
— Приглашение на ужин. Если позволите…
Я отодвинулась, подтянула столик к себе.
— Я бы хотела доесть.
Не дожидаясь ответа, ожесточенно вгрызлась в рогалик, которому во мне уже определенно не было места.
Я чувствовала взгляд мужа, и тепло растекалось по коже, заставляя все внутри переворачиваться. Надо срочно придумать, как прекратить это безумие. И я придумаю. Обязательно придумаю, или я не Тереза Биго.
21
Как бездарно я потратила свой день! Мысль об этом посетила, когда Анри показал пояс для поддержки чулок, очередное изобретение вэлейских модниц. К нему прилагались и чулки: те самые, ажурные. Черного цвета, тончайшие, с узорчатыми краями и рисунком на них. Я смотрела на них, не в силах поверить своим глазам. Единственное, что в них достойного — черный цвет! Нормальные чулки плотные и держатся на подвязках.
— Я это не надену.
— Если что ты сегодня и не наденешь, так это панталоны.
— Все шутите.
— Отнюдь. Тридцать нижних юбок бдительно охраняют твою нравственность.
— Тогда я заставлю вас прогуляться по площади без штанов.
Анри рассмеялся — его смех пробежался по плечам и спине, лаская. Такой звучный и красивый, очень ему подходящий.
— Думаете, я на такое не способна? — Я недобро прищурилась.
— Даже не сомневаюсь, что способна. Твоему брату понравятся заголовки газет.
Я прикрыла глаза, вздохнула, досчитала до пяти.
— Я не надену эту черную мерзость!
— Наденешь.
— Ни за что.
Насмешливый взгляд — и я скрипнула зубами. Да-да, можете не напоминать, сегодня ваш день. Что ж, ладно. После того что я учудила, стоило ожидать ответного хода, и если это он, то я обошлась малой кровью.
Я приподняла тоненькое нечто над кроватью. Действительно очень тоненькое. Ничего, буду надевать — всякое может случиться: ногти-то мне на что? Я довольно улыбнулась.
