— Вы меня пугаете, граф.
Я сама за собой не замечаю столько, сколько замечает он.
— То есть я хотела сказать: ты меня пугаешь, Анри Феро.
— Я не нарочно.
Анри улыбается, но в глазах нет веселья. А мне становится страшно — я не просто готова ему рассказать, я хочу ему рассказать. О том, что заперто внутри меня на тысячи замков, которые рядом с ним слетают, как под порывом ураганного ветра.
— Это заметно, если присматриваться. Хотя в первый раз я решил, что ты волнуешься из-за лорда Пираньи.
— Неужели ревнуешь?
— А если и так? — Муж посмотрел на меня в упор. — Вы сегодня так очаровательно любезничали.
Гм. В папоротниках, что ли, прятался и следил? Хотя бальная зала у Уитморов большая.
— Я же думал только о том, что хочу его придушить. И это сбивало с толку, потому что до тебя я никого и никогда не ревновал.
— Вот она, расплата, — фыркнула я. Не знаю почему, но это было удивительно приятно. — К твоему сведению, лорд Фрай женат.
— Да неужели?
Я недоуменно взглянула на него — слишком колючей вышла насмешка.
— О чем ты?
Он плотно сжал губы, но потом все же ответил:
— О том, что некоторых это не останавливает.
Я дернулась, как от удара, отняла руку. Хотела холодного дождика — получи.
— Это ты по собственному опыту с Камиллой Уитмор говоришь?
Анри бросил на меня быстрый взгляд, выругался:
— Тереза, я не это хотел сказать.
— Ну почему же. Ты неоднократно заявлял, что лорд Фрай — мой любовник. Особенно до того, как лично удостоверился, что это не так.
Он напрягся, скулы обозначились четче.
— Я совершенно тебя не знал. Понятия не имел, как ты живешь и чем. Я ожидал увидеть старую деву — в самом кошмарном смысле этого слова, но увидел умопомрачительно красивую женщину. Гордую, надменную и холодную, помешанную на единственном мужчине. Только слепой не заметит, как ты на него смотрела. И ради Всевидящего, ты видела себя в зеркале в тот день? Ни одному здоровому мужчине не придет в голову, что у такой женщины нет любовника.
Вот даже не знаю, оскорбиться или порадоваться?
— То есть вы сочли меня гулящей женщиной и решили на мне жениться? Чудненько.
Анри скрипнул зубами:
— Тереза!
— Я двадцать семь лет Тереза, и от этого ничего не меняется. Какое разочарование ты должно быть испытал в нашу первую ночь!
Он глубоко вздохнул и пересел ко мне:
— Послушай, я виноват. Я действительно ошибся.
Я бросила на него быстрый взгляд: сидит рядом, смотрит умилительно, и только глаза сияют в темноте. Котище! Как есть котище! Наглый, довольный, уверенный в том, что сложит лапки посимпатичнее — и миска со сметаной ему все равно перепадет.
— Не подлизывайся.
— Я просто хочу, чтобы ты поняла. В Вэлее, да и в Маэлонии нравы свободнее, там женщине не нужно изображать из себя непонятно что. Поразительно, как человек меняется под гнетом морали и какие причудливые маски она порой носит. Для всех чета Уитмор — счастливая семейная пара, и в общем-то всем совершенно по… я хотел сказать, безразлично, что вечера граф Уитмор коротает не только в мужском клубе, а графиня посещает сиротский дом раз в месяц, а не два-три раз в неделю.
— Вот и не уточняй. Мне наплевать на Уитморов, — огрызнулась я.
— Мне тоже, — он повысил голос и добавил почему-то хрипло, — но не на тебя. Неужели не видно, что я на тебе помешался? Откуда ты вообще такая взялась?
Я резко обернулась, чтобы высказать ему все, что думаю о бессовестных двуногих котах, которые ведут себя непристойно или недостойно, или и то и другое вместе, но осеклась. Наверное, он мог и не говорить всего, что только что наговорил — хватило бы одного взгляда. От которого мурашки по коже и дух захватывает, а сердце начинает дергаться, как угодивший в силки зверек. От которого становится горячо, невыносимо горячо. Кровь закипает, и кажется невозможным больше держаться — глаза в глаза. Молча. Ярче тысячи слов.
— Я еще не встречал таких, как ты. И только Всевидящий знает, что мне с этим делать.
Глухо. Но так отчаянно живо.
Я не успела спросить, зачем с этим что-то делать: он взял меня за подбородок и коснулся губами губ. Коротко. Рывком, на выдохе. А потом так же неожиданно отпустил, и пустоту, воцарившуюся между нами, заполнял лишь цокот копыт о мостовую. Я бросила взгляд за окно — до дома осталось всего-ничего, меньше квартала. Медленно проплывали дома, растворяясь в зыбком ночном мареве. Я же думала о его словах и о нас.
Я в самом деле собираюсь бросить вызов сильному магу. Ради того, чтобы защитить сидящего рядом мужчину. И что прикажете делать мне?
Экипаж остановился прямо напротив дома. Анри расплатился и подал мне руку.
— Хочешь пройтись?
В прошлый раз я сказала, что не стану его защищать. Это было правильно.
— Пожалуй.
А вот это неправильно.
Ладно, спишем на помешательство от жары. Пусть здесь дышится тяжело, в доме будет еще ужаснее. В Мортенхэйме никогда таких проблем не возникало: толстые каменные стены нагоняли холода даже в самый знойный день. Природа за окном могла изнывать от зноя, а я куталась в шаль.
— Помнишь, как мы шли здесь в прошлый раз?
— Мостовая блестела от дождя.
У нас уже общие воспоминания появились. Это серьезно.
— А воздух был свежий и прозрачный, как осенью над рекой.
— Не в пример настоящему.
— Сейчас он напоминает парное молоко.
— С ароматом коровника.
Анри рассмеялся:
— Ты во всем замечаешь обратную сторону?
— А ты проверь.
— Гм. — Он потер подбородок. — Звездное небо.
— В нежной дымке смога.
— Мы с тобой.
Я замешкалась лишь на мгновение, а потом из ближайшего переулка вынырнули двое. От них несло, как из сточной канавы — алкоголем, куревом и потом. Одежда не грязная, но поношенная, ботинки замусоленные, если и чищенные — то в позапрошлом веке. Тот, что повыше, надвинул шляпу на затылок, открывая свету фонарей исковерканное ямками оспин лицо, он жевал смердящую как помойная яма сигарету, погрузив руки в карманы. Второй расплылся в улыбке, обнажая гнилые зубы.
— Вот ведь как бывает, — низкий дребезжащий голос напоминал скрежет несмазанной двери, — господа решили прогуляться ночью? Может, найдете для нас монетку-другую? Как видите, нам они пригодятся.
Высокий сплюнул себе под ноги и медленно двинулся вправо. Низенький крепыш — влево. Анри отшвырнул меня за спину. Хищно блеснула сталь, мелькнувший перед глазами нож взлетел в воздух, а потом сверкнул уже в ладони мужа. Одно отточенное движение — и лезвие с хрустом вошло в плечо нападавшего. Искаженное болью лицо побелело, шляпа слетела с головы, обнажая немытые патлы цвета соломы. Второй быстрый сильный удар пришелся бандиту в колено, а в следующий миг он уже с воем летел в объятия напарника, выхватившего пистолет. Громыхнул выстрел, заметался рикошетом по улице, в подворотне истошно заверещал пес, ему вторил раскатистый лай чуть подальше и пронзительный свисток полицейского. Анри легко ушел в сторону от бросившегося на него коротышки, короткий замах. Выбитая с бульканьем челюсть и удар в живот положили конец ограблению.
