И Анри, которого я себе придумала, тоже.
— Пустите, — прошептала я. — Пустите или, смертью клянусь, я исправлю то, что сделала ночью.
Он отпустил, и я вырвала себя из его объятий в последний раз. Вышла из кабинета, расправила плечи, медленно направилась к лестнице. Внутри воцарилась пустота — знакомая, но какая-то странная. Должно быть, за последнее время я слишком привыкла к обманчивому солнечному теплу.
Что же, дело осталось за малым.
Винсент женится на Луизе, а я обрету свободу. От себя, от Анри и от чувства, которое меня почти уничтожило. От золотой мглы, которая все это время застилала мне глаза.
39
— Уверены, что больше ничего не хотите? До праздничного обеда ждать долго.
Смотрю на столик с завтраком и морщусь.
— Нет, Мэри, спасибо.
Если попытаюсь съесть еще хотя бы кусочек, просто подавлюсь.
Раннее утро, но солнце уже плещется на крышах домов, растекается по брусчатке, готовится прогревать камень. Солнечный день, ослепительно солнечный, именно такой и должен быть в честь свадьбы моего брата. С улицы сладко пахнет сдобой — булочник сегодня прибежал ни свет ни заря, горьковатым дымом и опилками. Ярко-синий шелк струится под пальцами, распущенные волосы — по плечам и груди. Мне осталось надеть только перчатки, которые скроют и шрам на ладони — он так и не сошел полностью, несмотря на все зелья Сайлуса, и браслет, сияние которого скоро погаснет.
— Граф просил передать, что ждет в кабинете.
Восхищенный взгляд Мэри говорил больше любого самого изысканного комплимента. Увы, но единственному, ради кого по-настоящему хотелось надеть это платье, я безразлична. Со дня, когда Анри пообещал мне развод, мы с ним ни разу толком не разговаривали. Если не считать коротких случайных встреч, холодных приветствий и общих фраз, от которых стыло сердце. Несколько раз мы выбирались на балы и приемы, где он был учтив и галантен, я — привычно холодна. Никто на всем белом свете не заподозрил бы подвох, а тем более Луиза, сияющая от счастья, или брат, у которого в глазах отражалась она одна. Высший свет Энгерии лихорадило от предстоящей свадьбы герцога де Мортена, я же утешала себя тем, что скоро все это закончится.
— Передай, что я сейчас спущусь.
— Да, миледи.
Первый наш разговор… за сколько там дней? Первый и последний.
Оказывается, даже в таком маленьком доме можно почти не видеться с человеком. Я не стремилась лишний раз выходить из «пыльной» комнаты, которую Анри отдал мне, а сам перебрался в мою спальню. Ночами Кошмар шатался между нашими дверями и голосил так, что я постоянно просыпалась. То ли у кота пришло время взросления, то ли ему просто хотелось спать с нами вместе, а не по отдельности. Он на удивление быстро подрос и больше не напоминал шарик на ножках: вытянулся сам, удлинилась морда, лишившаяся умилительного выражения, свойственного только котятам.
Отгремел Праздник лета, который я просидела дома, глядя на бесконечный людской поток, текущий по улицам рекой. Фейерверки отражались в окнах, а сердце бухало в такт залпам, глухо и сильно. На Королевском балу в ту ночь танцевали Луиза и Винсент, матушка, Лави и лорд Фрай, но я думала только об Анри, которого не было дома. О том, где он сейчас и с кем. И когда перед глазами возникали образы других женщин, в сердце расцветала боль: не менее яркая, чем сверкающие в ночном небе цветы. Ядовитая и изматывающая.
В один прекрасный день я не выдержала и сбежала в Мортенхэйм, но даже он меня не принимал: я бродила по галереям, коридорам и переходам, знакомым с детства, и не находила себе места. Не спасали ни выматывающие прогулки с Демоном, когда в исхлестанное волосами лицо летели капли дождя, а в ушах свистел ветер, ни подземелье, когда-то служившее мне убежищем от любых невзгод. Сказать, что я скучала по Анри, — значит, ничего не сказать. Каждый вечер убеждала себя, что мы чужие люди, но каждое утро начиналось с изматывающей тоски — так отчаянно мне его не хватало.
Наверное, это не прекратится никогда. Но ему об этом незачем знать.
Я спустилась в кабинет, распахнула дверь. Анри сидел за столом: сцепив руки на уровне лица, как любили делать Винсент и отец.
— Мэри сказала, вы хотели меня видеть.
Он поднялся, глаза его потемнели. Поднялся — холодный и отстраненный, в черных брюках и белоснежной рубашке, во фраке и при шейном платке, с идеально уложенными, зачесанными назад волосами. От удара золотой мглы Анри приходил в себя долго, но теперь на лицо его вернулись краски.
Я заставила себя отвести взгляд: не могу наглядеться. И простить себя за это тоже не могу.
— Вы починили платье.
К его официальному тону я привыкала долго. Гораздо дольше, чем к беспечной и такой привычной фамильярности.
— Починила то, что смогла.
Как ни странно, платье стало для меня своеобразной отдушиной, а совместные походы на примерки здорово помогали отвлечься: когда каждый день для вида улыбаешься перед зеркалом, а рядом с тобой Луиза, очень сложно думать о предстоящем разводе. Да, если честно, рядом с Луизой вообще сложно думать. Ее свадебное платье было без преувеличения роскошным, и я цеплялась за то, что помогало мне держаться: за чужое-родное счастье. Хорошо, что это счастье сегодня обретет закономерный финал или новое начало, так что осталось всего ничего — пережить свадьбу и двухдневный прием.
Рядом с ним.
Я опустилась на предложенный стул, посмотрела на мужа, но он не изменился в лице. Вернулся на место, откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники. Только пальцы слегка побелели, точно он сжал их с неведомой силой.
— Так что вы хотели?
Анри выдвинул ящик стола и протянул мне конверт:
— Возвращаю вашу свободу.
Внутри оказалось соглашение о расторжении брака в двух экземплярах, обычные бумаги, пока еще не имеющие магической силы.
— Проведете активацию?
Сердце совершило кульбит и забилось где-то в горле. После магической активации для прекращения действия договора потребуется только кровь — моя и его. После документы нельзя будет уничтожить, как и договор. Больше никакого особого обряда не потребуется, только подписи. Две крохотные капельки — и все будет кончено. Здесь и сейчас. Я готовилась к этому дню больше месяца, точнее, не к этому, а ко дню отъезда Луизы и Винсента. Днем больше, днем меньше — какая разница, я же сама этого хотела. Тогда почему так больно…
— Думала, мы подпишем их после свадьбы.
— Когда их подпишете вы, дело ваше. Я уезжаю через два дня, мне некогда возиться еще и с этим.
Возиться? С этим?!
Я подтянула листы к себе, положила ладонь на прохладную гладкую бумагу. Пробормотала слова заклинания, вплетая его в слова, тонкое иссиня-серебристое сияние окутало руку и растеклось по чернилам, наполняя буквы магической силой. Кожу слегка защипало, мерцающая дымка разрослась, стала ярче, впиталась в документы и погасла. Я подтолкнула соглашение к мужу:
