– Мама? Конечно.
– Мы можем ее повидать?
– Возможно, она занята, – сказал Айра.
– Нет, не занята, – ответила Лерой, повернулась и пошла к дому.
Мэгги не могла сказать, полагала ли девочка, что они последуют за ней. Она взглянула на Айру. Тот стоял, ссутулившись, засунув руки в карманы брюк, и Мэгги, взяв с него пример, осталась на месте.
– Ма! – крикнула Лерой, поднявшись по двум ступенькам. Голос ее стал тонким, как у комара, под стать худому лицу. – Ма? Ты здесь? – Она открыла сетчатую дверь: – Эй, ма!
В двери появилась и прислонилась к косяку, вытянув руку, чтобы не дать ей захлопнуться, Фиона. В обрезанных до шортов джинсах и футболке с какой-то надписью на груди.
– Ну что ты кричишь, – сказала она. И тут увидела Мэгги с Айрой и выпрямилась.
Мэгги, стиснув сумочку, шагнула вперед. И сказала:
– Как поживаешь, Фиона?
– Ну… хорошо, – ответила та.
И взглянула им за спины. О, в значении этого взгляда Мэгги ошибиться не могла. Глаза Фионы пробежались по двору, совсем ненадолго остановились на машине. Она хотела понять, не приехал ли и Джесси. Все еще ждала этого.
Взгляд Фионы вернулся к Мэгги.
– Надеюсь, мы не оторвали тебя от дела, – сказала та.
– О, ммм, нет…
– Мы проезжали мимо и надумали заглянуть к тебе, поздороваться.
Фиона подняла свободную руку, смахнула тылом ладони волосы со лба, показав при этом атласную белизну на запястье, – жест, выдавший растерянность, даже смятение. Волосы ее были по-прежнему довольно длинны, однако она что-то сделала с ними, теперь они словно кустились, а не спадали широкими прядями. И в весе она немного прибавила. Лицо стало чуть шире в скулах, ямочка между ключицами была не так заметна, и хоть кожа Фионы осталась просвечивающей и бледной, как прежде, она, должно быть, начала пользоваться косметикой: Мэгги заметила на ее веках полумесяцы рассыпчатых теней – розоватого оттенка, они в последнее время вошли в моду и придавали женщинам такой вид, точно они страдают сильной простудой.
Мэгги поднялась по ступенькам, встала рядом с Лерой, по-прежнему стискивая сумочку и давая этим понять, что протянутой для пожатия руки не ожидает. Ей удалось прочитать надпись на майке Фионы: ЛИПОВЫЕ ПАУКИ
[27] – что бы та ни означала.
– Я этим утром тебя по радио слышала, – сказала Мэгги.
– По радио, – произнесла все еще не пришедшая в себя Фиона.
– По балтиморскому, на длинных волнах.
– По балтиморскому, – повторила Фиона.
Лерой между тем поднырнула под руку матери, а затем повернулась лицом к Мэгги и стояла бок о бок с Фионой, глядя вверх такими же, как у той, неземными глазами цвета чистой морской воды. Ничего от Джесси в ее внешности не было. А ведь можно было надеяться, что она хотя бы цвет его волос унаследует.
– Вот я и сказала Айре: «Почему бы не заехать к ней, не навестить?» – продолжала Мэгги. – Мы же все равно ехали по этой дороге с похорон Макса Гилла. Помнишь Макса Гилла? Мужа моей подруги Серины? Он умер от рака. Да, так я и сказала: «Почему бы не заехать, не навестить Фиону? Заглянем всего на минутку».
– Так непривычно вас видеть, – сказала Фиона.
– Непривычно?
– Я насчет… Да что же вы? Входите.
– О, я ведь понимаю, ты, должно быть, занята, – сказала Мэгги.
– Не занята. Входите.
Фиона развернулась, пошла внутрь дома. Лерой за ней, Мэгги за Лерой. Айра слегка задержался. Оглянувшись, Мэгги увидела, что он стоит во дворе на колене, завязывает шнурок на полуботинке, на лоб свесилась косая прядь волос.
– Пойдем же, Айра, – позвала она.
Он молча встал, посмотрел на нее. Раздражение Мэгги сменилось чувством более мягким. Иногда в Айре проступает что-то нескладное, подумала она, сходство с застенчивым юношей, который неловко чувствует себя на людях.
Парадная дверь вела прямиком в гостиную; солнце, пробивавшееся туда сквозь венецианские жалюзи, полосовало зеленый ворс ковра. На обтянутом выцветшей тканью с тропическим рисунком диванчике сгрудились подушки в вязанных крючком наволочках. Кофейный столик утопал под кипой грозивших съехать на пол журналов и сборников комиксов, сверху стояла зеленая керамическая пепельница в виде лодки. Мэгги помнила ее по прошлым приездам. Помнила, как смотрела на нее во время неловких пауз и гадала, может ли она плавать, если так, из нее вышла бы прекрасная игрушка для купающейся в ванне Лерой. Сейчас эта мысль, по-видимому годами хранившаяся в каком-то чулане ее мозга, вернулась к ней.
– Садитесь, – сказала, взбивая подушку, Фиона. И спросила у Айры, просунувшего в дверь голову: – Ну, как идут ваши дела?
– Да терпимо, – ответил он.
Мэгги отдала предпочтение диванчику – в надежде, что Лерой присоединится к ней. Однако Лерой плюхнулась на ковер и вытянула перед собой тростинки ног. Фиона устроилась в кресле, Айра остался на ногах. Он по кругу обошел комнату, задержавшись перед фотографией двух щенков бассета в шляпной коробке. Провел кончиком пальца по золоченой рамке.
– Попить не хотите? – спросила Фиона.
– Нет, спасибо, – ответила Мэгги.
– Может быть, содовой? – спросила Фиона.
– Мы не чувствуем жажды, честно.
– А я бы содовой попила, – сказала Лерой.
– Я не у тебя спрашивала, – ответила ей Фиона.
Мэгги пожалела, что не купила Лерой никакого подарка. У них так мало времени, чтобы наладить отношения; Мэгги было не по себе, ей казалось, что ее отвергают.
– Лерой, – с чрезмерной живостью спросила она, – тебе нравится фрисби?
– Да не очень, – сообщила своим босым ступням Лерой.
– О.
– Я пока что учусь, – пояснила Лерой. – Никак не могу заставить его лететь, куда мне хочется.
– Да, верно, это очень непросто, – сказала Мэгги.
К сожалению, сама она фрисби в руках никогда не держала. Мэгги с надеждой посмотрела на Айру, однако он перешел к какому-то стоящему в углу коричневому металлическому бытовому прибору – закрытому вентилятору, что ли, не то нагревателю. И Мэгги снова повернулась к Лерой.
– А в темноте он светится? – с надеждой спросила она.
– Чего? – удивилась Лерой.
– Как, простите? – поправила ее Фиона.
– Как, простите?
– Твой фрисби светится в темноте? По-моему, есть такие.
– Этот не светится, – ответила Лерой.
– Ага! – воскликнула Мэгги. – Тогда нам, может быть, стоит купить тебе светящийся.
