Происхождение Фредерика – чернокожего американца – никак не могло смягчить его классовых «грехов». Большевики ненавидели американцев, французов и британцев, считая, что Антанта пыталась удержать Россию в войне (что было правдой). А прошлое притеснение Фредерика как черного в Соединенных Штатах «отменялось» его превращением в богача в России. Он ничего не мог поделать с тем, как смотрел на него новый режим, – как не мог он поменять и цвет кожи.
* * *
Октябрьская революция также изменила натянутые отношения Фредерика с Валли, и то, что было стабильным, пусть и неловким, союзом, превратилось в ядовитую смесь личного и политического. В соответствии с дикой инверсией норм в России, вызванной революцией, это было так, словно бы Валли была белой американкой, которая вдруг решила, что ее живущий отдельно муж – «негр».
Уже больше года Фредерик знал, что та завела себе любовника. Это представляло некоторую проблему, потому что Ирма, Михаил и Ольга по-прежнему жили с Валли в большой квартире на Малой Бронной, в доме 32; но, учитывая, как он сам обращался с Валли, Фредерика это не должно было сильно беспокоить. Ни имя любовника, ни его род занятий до Октябрьской революции неизвестны, но, по-видимому, он был пылким сторонником революции, поскольку стал после нее «большевистским комиссаром», как позднее охарактеризовал его Фредерик. Если так, то он был важным человеком в Москве при новом режиме, и его связь с Валли представляла опасность. Он мог подкрепить своей политической властью злость, которую та испытывала к мужу.
И уже очень скоро Фредерик столкнулся с яростью Валли. Одновременно с обдумыванием способов приспособиться к новому режиму он также начал искать место, где его семья могла бы скрыться от московских угроз, ограничений и дефицита. Все резко изменилось после того, как большевики подписали Брест-Литовский договор. В феврале немцы начали оккупацию Украины, и к середине марта они уже были в Одессе. То, что было ужасной потерей территории для нового советского режима, оказалось благодатью для состоятельных русских и всех, кто хотел бежать от большевиков. Несмотря на то, что до недавнего времени немцы были презираемыми врагами, многие русские стали смотреть на них как на меньшее зло. По крайней мере на них можно было положиться в плане восстановления на оккупированной территории более привычного социального порядка, чем тот, который наводили большевики в остальной России. Фредерик мог теперь уберечь Эльвиру и детей от опасности, отправив их на виллу, купленную им в Одессе. Более того, Эльвира была немка, и у нее были родственники в Берлине, что, конечно, при местном военном правительстве было ее преимуществом.
Однако найти место было лишь началом тех трудностей, которые предстояло преодолеть Фредерику и его семье. Большевики не хотели, чтобы люди ускользали из-под их власти, и каждый желающий покинуть Москву должен был получить специальное разрешение. Заявление Фредерика было категорически отвергнуто, и это не предвещало ему ничего хорошего. Но зато он смог получить разрешение для Эльвиры и детей, использовав лазейку, существовавшую для актеров и прочих исполнителей. Он заявил, что она все еще выступала на сцене и должна была поехать на юг для работы по своей профессии.
Но впереди ждали и другие препятствия. За предыдущий год движение поездов по всей стране сильно ухудшилось: расписание стало беспорядочно, билеты были в дефиците, подвижные составы обветшали, участились задержки из-за неисправности двигателей. К тому же посадка на поезд в Москве не гарантировала достижения пункта назначения. На каждой станции столько людей старалось забраться на поезд, что пассажирам приходилось сражаться за свои места. Но Фредерик вновь добился своего и обеспечил проезд всем шестерым. Оставалось только собрать всю семью из двух разных домов.
Накануне отъезда Эльвиры Фредерик отправился в свою квартиру на Малой Бронной, чтобы забрать Михаила и Ирму. Валли его не ждала. Войдя в спальню, он с удивлением обнаружил ее там с любовником. Сцена ничего не оставляла воображению. «Я застал ее наверху в моей восьмикомнатной квартире в постели с одним из этих комиссаров», – рассказывал позже Фредерик знакомому.
Валли пришла в бешенство от внезапного появления Фредерика, равно как и от цели его визита. Обернувшись к любовнику, она стала подстрекать его отомстить за унижения, которые терпела от Фредерика долгие годы. Это не была пустая угроза: комиссары в это время носили оружие. К тому же Фредерик был не просто изменившим мужем, но еще и классовым врагом. Последовала истерическая сцена, позднее он опишет ее в письме: «…Женщина заставила своего любовника-большевика попытаться убить меня, и лишь моя маленькая девочка и мой сын, который тоже тогда был еще ребенком, <…> спасли меня от такой смерти – они громко закричали, и большевик отпустил меня».
В последовавшей сумятице Фредерик, спеша уйти, смог забрать с собой только Михаила. Ирма осталась в квартире, и Фредерик больше никогда ее не увидит. Осталась ли она с Валли добровольно или нет, удержала ли ее Валли из-за любви к ней или по расчету, в любом случае девочка стала жертвой эмоциональной борьбы между родителями. Она останется между ними заложницей на годы после их расставания.
После нелепого столкновения с комиссаром Фредерик понял, что должен держаться от Валли как можно дальше. И тогда ему на руку сыграл радикальный пересмотр семейного законодательства, затеянный новым режимом всего через два месяца после революции. В несколько скоординированных шагов он развелся с Валли, женился на Эльвире и узаконил статус Феди и Брюса; с тех пор Эльвира всегда использовала фамилию Томас как свою. Затем она и четверо детей начали долгое и тяжелое путешествие в Одессу.
* * *
Наконец Фредерик мог сосредоточиться на вопросе о том, что делать со своими предприятиями. Все его действия в первые месяцы 1918 года показывают, что он не ожидал, что большевики и их политика продержатся целый год, даже после того, как те разогнали Учредительное собрание, демократически избранный орган, который должен был создать новое представительное правительство. В январе 1918 года на юго-востоке, на земле донских казаков начало назревать вооруженное восстание «белых» сил против большевиков. В Москве той весной большевикам пришлось использовать артиллерию, броневики и массированный пулеметный огонь, чтобы выбить анархистские группировки из центра города. Среди населения были даже те, кто надеялся, что немцы проигнорируют Брест-Литовский договор и оккупируют всю страну.
Фредерик начал предпринимать ряд решительных усилий, чтобы насколько возможно приспособиться к новым условиям и спасти то, что он создал. Его арендатор к тому времени уже оставил «Максим», и Фредерик попытался восстановить его старый стиль и программы. Он подписал новый договор на аренду театра на весьма оптимистичный срок – 5 лет и на внушительную сумму за сезон – 105 000 рублей. Хотя зимний театр «Аквариума» был захвачен московским гарнизоном, в январе 1918 года Фредерик заключил с антрепренером Борисом Евелиновым новую сделку, которая касалась постановки ближайшим летом оперетт и фарсов в обоих театрах «Аквариума». Евелинов заплатил Томасу очень солидный аванс в 175 000 рублей – почти 3 миллиона сегодняшних долларов; это была приличная ставка на то, что они заработают в будущем еще больше.
