– Мастер Громмард, – селянин настойчиво тряс гнома за рукав.
– А? Чего? – очнулся Галвин.
– Мы потому вас и позвали, что Варрен наказал. Если что, говорит, бегите за инженером Громмардом. И допрежь его в мой дом никто не должен входить.
– В его дом? В эту белую хижину?
– Угу.
Через полчаса Галвин вышел из одинокой обители синего демона. Толпа не расходилась.
– Можете отправляться по домам. Я сам похороню его. Он так пожелал.
В этот день Громмард не вернулся в лагерь Лиги. Вечером возле хижины Варрена горели костры, а внутри жилища чадили реторты алхимика, скрипела ступка, в которой растирались ингредиенты. Когда все было готово, гном забросил состав в дрожащее пламя, отчего оно окрасилось в изумрудно-зеленый цвет. Туда, на погребальный костер он с трудом заволок большое тело Варрена и следом высыпал остатки той смеси, что приготовил с таким тщанием. Языки огня взметнулись в ночную темень, разбрасывая малахитовые искры, а Галвин уселся на землю и тихим голосом начал выводить мелодию на знакомом с детства языке. Когда из пламени выступила размытая синяя фигура, гном даже не вздрогнул.
– Не пропасть знанию. Ни на поле брани, ни в холодной мгле морской, ни среди вечных снегов, ни среди желтых равнин, – напевно произнес он заклинание.
– Ты – сосуд для знания? – вопросительно прозвучал в голове голос.
– Я готов им стать, как ты и пожелал.
– Окажи мне последнюю милость, брат не по крови, но по духу. Прими то, что скопил я за долгую жизнь, прими мои надежды и мои открытия, но как плату прими еще и обет наказать моего убийцу.
– Принимаю, – вздохнул Галвин и пробормотал себе под нос. – От этих обетов… Жить скоро некогда будет.
Силуэт ракши протянул к Галвину свои прозрачные руки. Пальцы гнома и привидения встретились. Инженер вздрогнул, словно от ожога, но рук не отдернул. А фигура Варрена все таяла и таяла, пока не обратилась в едва заметную на фоне темного неба дымку, после чего смешалась с пеленой ночного тумана и исчезла, без остатка растворилась в воздухе Фаркрайна.
– Так мы становимся сильнее, – чужими губами произнес инженер последние слова ритуала.
Это последнее, что он запомнил в тот вечер. Наутро Галвин проснулся лежа на холодной земле. От костра остались лишь серые хлопья золы. Огонь поглотил тело Варрена, словно оно было из бумаги или древесной коры. На то он и магический огонь. Не зря Громмард провел целый день за изготовлением заветного состава. Инженер поднялся на ноги и с хрустом потянулся.
– Ты просил об этой милости. Я оказал ее. Обращайся, если что, – заявил он пеплу костра.
Утренняя свежесть пробирала гнома до косточек.
– Проклятье. Холодно, – Галвин потер ладони, чтобы согреть руки.
Внезапно на кончиках его указательных пальцев возникло по маленькому оранжевому шарику.
– Ай! Жжется-то как! – вскрикнул гном, пытаясь стряхнуть с ладоней непрошеные огоньки.
Наконец ему это удалось, но кожу на пальцах он успел-таки обжечь.
– Варрен, чтоб тебе там, на земле твоих предков, рога обломали за такие подарки, – в сердцах воскликнул Галвин, дуя на пострадавшие ладони, но потом поразмыслив, добавил: – Хотя, спасибо, конечно. Освою постепенно. Магия легла на Механику, которая до этого называлась Алхимией. Обязательно разберусь в этой каше, если не свихнусь в процессе.
Глава 6
Когда ты оказался не настолько важен своим, как наивно полагал до этого
Маленькая девочка-гоблинка осторожно погладила Халу по бархатному затылку.
– Дяденька, а она добрая?
Шакнар в изумлении глядел на свою львицу. Нет, Хала никогда не обидела бы ребенка, для этого она была слишком разумной, но чтобы вот так, мурлыкать, чуть слышно перекатывая в горле ласковые интонации, вытягивать шею и подлаживаться под движение крохотной ладошки – такого «Жизнь в сапогах» от своей пумы не ожидал. Ее желтые глаза виновато блеснули: «Дитя же несмышленое! Перепугается, если рыкну!»
– Добрая, очень добрая, – согласился Шакнар.
– А почему у нее одна лапка короче другой?
– Болела немножко. Но теперь поправилась.
– Ой, как хорошо!
Девочка покрепче ухватилась за уши львицы, подпрыгнула, но так и не смогла взобраться ей на холку. Тогда Хала сама плюхнулась на бок, но голову убрала подальше. Таскание за уши ей не слишком понравилось. С визгом малышка вскочила на пуму и принялась скакать на пружинистых ребрах. Хала зажмурила глаза, притворяясь, что спит и происходящее вокруг ее не слишком волнует. Шакнар всплеснул руками, но ничего не сказал – пусть побалуется питомица, раз ей это в охотку. Счастье, что она вообще смогла выкарабкаться. Когда львицу приволокли к предместьям Бегенча, она была уже на последнем издыхании. Гоблинским лекарям удалось выходить грозного зверя, но изломанную оползнем переднюю левую лапу сохранить не получилось. Ее отняли чуть выше сустава. Обрубок, после того, как остановили кровь, обработали специальной мазью, похожей на расплавленное сало. Для быстрого заживления. Халу пичкали какими-то лекарствами, от которых львица почти все время пребывала в забытьи. Кормили мясными бульонами через трубочку. Лили густую жидкость в пасть до сглатывания. Не прошло и декады, как сонные снадобья убрали, потому что жизни пумы уже ничего не угрожало. Зажила разбитая ключица, накрепко срослись ребра и культя покрылась слоем прозрачной розовой кожи.
Отряду Шакнара отвели место для постоя на окраине Бегенча. Привычные к кочевой походной жизни орки расположились в палатках на пустыре, а обожающие комфорт гоблины заняли несколько домов, которые им на время освободили радушные хозяева. Глава города, его непотребство Джи Эм, устроил ради гостей из-за Саравакского перевала большой прием. Было пиво и много горячей вкусной еды. Для изголодавшихся калимдорцев забили два десятка овец, которых изжарили на вертелах, столы ломились от яств из рыбы, что в изобилии водилась в чистых горных ручьях неподалеку.
Да и после пира отряд Шакнара не испытывал недостатка в продовольствии. Местные жители тащили на пустырь кошелки с черепашьими и птичьими яйцами, волокли вяленое мясо и прочую снедь, от которой даже приходилось отказываться – слишком велико оказалось у населения желание подкормить «солдатиков». А как млели от рослых калимдорцев местные девицы! Суровые воины сами просто растаяли от такой великой порции женского внимания. Вечерами на пустыре пестрели цветастые платья гоблинских красоток, слышался их звонкий смех, а поскольку туда регулярно подтягивались музыканты, то и музыка. Вообще поляна, где разбили лагерь обоерукие орки, вскоре превратилась во что-то вроде места, где постоянно проходит карнавал и всякие развлекательные мероприятия. Со всей округи туда заглядывали охотники повеселиться. Кутилы несли с собой глиняные кувшины вина, тащили на тележках жбаны с крепким элем. Вечерами, когда песни стихали, солдаты травили у костров байки, а любители военных рассказов слушали их с открытыми ртами. В ночи вокруг лагеря гуляли и перешептывались влюбленные парочки. Поначалу напротив бивуака калимдорцев постоянно дежурил наряд местных блюстителей закона, но потом, после разговора с Сонгалом, успокоенные стражи порядка удалились и более не появлялись.
