Карай жадно облизнул верхнюю губу искромсанным языком.
– Исполним, как сказано, – просипел он. – Добыча с трупов наша?
– Десятину отряду, остальное себе.
– Будет сделано.
Шакнар спросил себя – а отправил бы он на юг солдат, если бы принимал решение сейчас? В том, новом душевном состоянии, которое так беспокоило его последние дни? Он спросил, но не смог найти ответа. В нем вновь поднялось едва утихшее раздражение. Минуты тянулись мучительно. Наконец входная дверь издала задушенный всхлип, и в комнату сначала просунулась гоблинская улыбка, а потом и сам начальник штаба.
– Где ты шлялся? – ворчливо спросил Шакнар.
Ханчи вздохнул:
– Столько дел…
– Есть новости? – грозно поинтересовался орк.
– О, да! – гоблин с важностью извлек из кармана своего нового камзола два гербовых свитка с множеством разноцветных печатей. – Вот. И вот.
– Что это за дребедень?
– Проект тоннеля.
– Что?!
– Мы организовали акционерное общество. Ты даже не представляешь, каких трудов мне это стоило. Зато в него вошли все видные граждане Бегенча: Авша, Могер, Шкурич…
– Тьфу на ваши гнусные рожи! Какой к болотному бесу проект?! Какое общество?!
– Ак-ци-о-нер-ное, – терпеливо пояснил гоблин. – И еще благотворительный фонд. Между прочим, я сумел протолкнуть тебя в сопредседатели. Собранные деньги пойдут на обучение наших солдат всяческим ремеслам. Потом, правда, придется возместить малую часть затрат – отработать по договору. Но это недолго. Год максимум.
– Ханчи, – задушевно произнес орк. – Я тебя сейчас удавлю.
Гоблин воздел к потолку маленькие красные ручки:
– Это же БИЗНЕС, Шакнар! Как ты не понимаешь!
– А, ну быстро говори, гаденыш, ты связался с ракшами или нет?! – взревел «Жизнь в сапогах».
Ханчи плюхнулся на табурет напротив, сложил ладони лодочками и словно штативом подпер ими свой остренький подбородок:
– Будут тебе переговоры, Шакнар. Будут, – сообщил он наконец. – Только ты не шибко на них рассчитывай. Пойдем-ка лучше в сопредседатели фонда. Уж там я тебе карьеру гарантирую.
– Где? Когда?
– Караннон пожалует в Скаллен, город гномов, через декаду. Там он и назначил тебе встречу. Постоялый двор «Слава металлургам!». Выдвигаться нужно послезавтра.
– Почему? Дотуда же дороги не больше чем на четыре дня.
– Послезавтра из Бегенча в Скаллен уходит большой обоз с товарами. Для вас с Халой там найдется местечко. Ты ведь не бросишь тут свою зверюгу одну? Издохнет же с тоски. А скакать на трех лапах до гномьей столицы… Пожалей животину!
Шакнар благодарно похлопал гоблина по костлявому плечу:
– Спасибо, дружище.
* * *
«Ревун!» Галвин полюбовался надписью, потом стер восклицательный знак и приписал «Грозящий». «Ревун грозящий». Вот это – самое то, что нужно. Трицикл глянцевел свежеокрашенными зелеными боками. А яркая красная надпись на боку добавляла толику хвастливого шика. Дядюшка Хобарн неодобрительно покачал головой и пробормотал себе под нос:
– Ишь, как убивается. Механизмом занялся, – денщик возвысил голос и громко предложил: – А вот, к примеру, молочка парного? А, мастер Громмард? Или, к слову сказать, можжевеловой водки стакан? Нет? Ээх-ма-а…
Галвин на предложения старика даже ухом не повел. Он озабоченно потрогал крепежные хомуты двух короткоствольных аркебуз, надежно ли стянуто? Толстые винты обещали выдержать энергию отдачи. Пальцами промерял расстояние от запального фитиля до места, где будут находиться его колени. Не прижгет ли? Вроде нет – далеко. Потом уселся в седло трицикла, положил руки на руль, примерился стрельнуть на ходу. Рука легко нащупала рычажок фитильного замка. И здесь тоже порядок. «Ревун» получился по-настоящему грозящим. Прямо хоть в битву на нем! Лицо инженера просветлело:
– А вот теперь, дядюшка Хобарн, можно и молочка! Да непременно с сухариком из кукурузной лепешки. Остались у нас кукурузные сухари?
– Остались. Этого добра довольно. А может, за хлебцем сбегать? Сегодня новые печи испытывали, первые караваи пекли. Запахи стояли… страсть!
Но Галвину не пришлось сейчас вкусить ни выменянного у местных козьего молочка, ни свежего хлебца с румяной корочкой. К ним размеренной трусцой приблизился один из подданных Бельтрана. Вестовой маркиза, со взглядом вельможи, но с далеко не аристократическими прыщами на юном лице, объявил инженеру, что ему надлежит срочно прибыть в шатер Трезубца на совет. Пока Громмард с кислой миной мыл руки и вытирал вспотевшее лицо, представитель людской знати переминался с ноги на ногу рядом, всем своим видом показывая гному, что «срочно» – это действительно «срочно».
Инженер бросил полотенце в руки Хобарна и неторопливым шагом направился к центру лагеря. Вестовой следовал за ним. Они обогнули тренировочную площадку, где строгие инструкторы гоняли деревенских рекрутов, и вступили на территорию будущей крепости. Галвин шагал мимо пирамид из стволов «кругляка», с которых тут же сдирали кору, мимо кузней, где шипело и звенело железо, мимо полевых кухонь с дымами и вкусными ароматами. Когда гном проходил рядом с мастеровыми, их разговорчики и шуточки стихали, но едва фигура гнома отдалялась, возобновлялись сызнова. Он словно двигался в куполе отчужденного молчания. А еще иногда в спину инженеру летело сказанное вполголоса ругательство. За последнюю декаду Галвин вынужден был смирить свой гордый нрав. Иначе бы он перессорился с половиной войска и ухудшил свое и без того скверное положение. Народ крепко озлился на него и не без повода – бывший всеобщий любимец встал на защиту чужака, который средь бела дня, прямо в центре войскового бивуака порешил двух заслуженных ветеранов. Пусть они хватили лишку. Ну и что? Не убивать же их из-за этого? А вот изменника – ракшу и вправду следовало исказнить. Что и было совершено каким-то, по-видимому, очень приличным человеком. Вражда к инженеру сначала слегка поутихла, но в последние дни вспыхнула с новой силой. На то была отдельная причина. Именно вследствие ее Бельтран созвал сегодня совет, Галвин в этом не сомневался.
Гнома угнетала народная неприязнь, но еще больше он досадовал на Эйру. Старшина дворфов так и не сменила в его отношении гнев на милость. Неужели она ничего не понимает? Или не желает понимать? Свободное время русоволосая красотка теперь проводила в компании Аргантэля и его подруги Калебры. К ним часто присоединялся один из дружинников Бельтрана – барон Тирсис. Четверкой они разгуливали по окрестностям, а по вечерам, прихватив припасы и вино, отправлялись в дюны – жечь костер и слушать, как барон исполняет очередную балладу под музыку тагельхарпы. Галвин не владел ни одним струнным или духовым инструментом, он вообще провел жизнь вне мелодий и гармоник, но теперь с удовольствием приобщился бы к культуре в том смысле, что его не покидало желание расколоть смычковую лиру о лобастую голову Тирсиса. Раньше он, между прочим, неплохо к нему относился. Даже пару раз вежливо побеседовал на тему того, что главное отличие трицикла от лошади – то, что лошадь иногда засекается, а трицикл – нет. Теперь же, слушая издалека дребезжание его тагельхарпы, Галвин неоднократно ловил себя на мысли, что барон определенно – самое ничтожное из сотворенных богами живых существ, и давался диву, как умница Эйра может проводить время в обществе столь ординарного и скучного типа.
