— Спасибо, — пробормотала я.
Машина тронулась с места, в салоне ненавязчиво заиграло Jazz FM, а лицо Агеева в зеркале заднего вида исказилось.
И будь я проклята, но мне показалось, что исказилось оно от боли.
Глава 6
Разум когда- нибудь победит.
Что- то заставит взять себя в руки.
Я зря на небо грешил.
Оно не скучает- оно умирает со скуки.
Смысловые галлюцинации «Разум когда-нибудь победит»
Илона, наши дни
Звук раскрывающихся дверей лифта заставил меня подняться на ноги и вытянуть шею. В коридоре появился молодой парень. Он заметил меня, встрепенулся и шагнул в мою сторону.
— У меня доставка для, — запнувшись, он хмуро припомнил имя, — Романовой Илоны. Консьерж внизу сказал, что такая здесь работает.
— Да, это я, — удивившись, я уставилась на букет в его руках.
— Документик можно? — недоверчиво прищурившись, доставщик шмыгнул носом и поправил кепку, тряхнув цветами в воздухе.
— Конечно, — открыв сумку, я нашла водительское удостоверение и положила его на стойку.
Склонившись, он протянул мне планшет и вытащил из нагрудного кармана ручку.
— Распишитесь. Это вам.
Букет был тяжелым и воистину огромным. Мелкие светло-розовые розы, штук сто не меньше. С трудом обхватив эту красоту, пробормотала:
— Их ведь даже поставить некуда.
— Вот вазу доставить указаний не было, — фыркнул парень, — Всего доброго.
— И вам.
Уставившись на цветы, я заметила карточку. Раскрыв ее, прочитала набросанные беглым почерком строчки:
«В прошлый раз я подарил тебе розу за украденный поцелуй. Это — аванс за все те, что я украду в будущем. Кирилл»
Губы сами собой растянулись в улыбке, и я невольно прикоснулась к ним пальцами, вспоминая наше последнее свидание.
После той встречи одноклассников в караоке-баре, Кир отвез меня к офису, чтобы я забрала свою машину. Позвонил, едва я вошла домой — проверить, добралась ли — и как-то ненароком мы проговорили до двух ночи. О чем сама и не помню.
Кирилл изменился за эти годы. Раньше был замкнутым и немного заикался; теперь вполне уверен в себе, к тому же оказался интересным собеседником. После учебы, он работал в турагентстве; сейчас же открыл свое — небольшое, но имея хорошие связи в Европе — стабильное.
Он пригласил меня на обед на следующий день, и через день. Потом позвал в кино. А позавчера мы ужинали в ресторане и гуляли по ночному Питеру. Именно тогда он и поцеловал меня — осторожно обхватив мое лицо прохладными руками. А потом, по пути к машине, исчез на пару минут и вернулся с красивой алой розой.
Я не сильна во взаимоотношениях с сильным полом, но его галантность подкупает. Еще ни разу я не открыла дверь сама — он всегда помогает мне сесть в машину или пропускает в помещение первой; всегда помогает снять и надеть пальто и даже провожает до подъезда. Он не торопит меня, просто ухаживает — красиво — и я наслаждаюсь. Это вроде как называют романтикой.
Вдохнув аромат цветов еще раз, я побрела в комнату отдыха. Пришлось пожертвовать кувшином для воды и водрузить в него букет — из кружки бы попросту вывалился, даже из той, что пьет Агеев, а она действительно огромная. Подумав с полминуты, я решила поставить цветы на своем рабочем месте, чтобы не забыть вечером.
Помяни черта, и он явится — едва подошла к стойке, как из кабинета вышел Тимур. Увидев меня, он остановился и прищурился:
— Это что за веник?
— Это букет, Тимур Маратович, — почему-то настроение спорить и препираться испарилось и мой тон вышел на удивление любезным.
Поправив один крошечный бутон, я улыбнулась и села на свое кресло.
— Убери, ему не место на рабочем месте, — прорычал шеф.
— Да ты поэт, Агеев, — фыркнула я, — Они ничем не мешают.
— Убери.
— Что за детский сад?! — мое терпение лопнуло, как мыльный пузырь, и я подскочила на ноги, наклонившись над стойкой, — Что ты прицепился?
— Им здесь не место! — Тимур прилично повысил голос, потянувшись к моим цветам и вытащил их из импровизированной вазы; в соседних кабинетах послышались скрипы стульев.
Первыми в дверном проеме появились четыре головы, с удивлением уставившись нас, а потом в коридоре нарисовались Стас с Денисом.
— Это моя стойка, — зашипела я, пытаясь выхватить у него букет, но придурок однозначно сильнее, и я лишь ободрала пару листьев с веток.
— Это приемная! — заорал он, а потом развернулся к парням, — Что уставились? На обед валите!
Команда была исполнена в одночасье — все шестеро словно испарились и через полминуты ввалились в прибывший на этаж лифт. Так же быстро закрылись двери кабины, и мы остались одни.
— Агеев, ты бешеный? — я попыталась успокоиться и сделала глубокий вдох, когда Тимур снова повернулся ко мне, сжимая охапку роз так сильно, что я слышала треск стеблей, — Чем тебе не угодили эти цветы? Дай сюда.
— Нет, — отрезал он.
— Тимур…
— Нет. Поставлю их в комнату отдыха, — на секунду закрыв глаза, Тимур тряхнул головой.
Подхватив кувшин с водой, он удалился, а я от удивления раскрыла рот и развела руками.
Я смотрела на свою стойку, которая словно окрасилась в серый цвет, вместе со стенами и полом. Грудь сдавило так сильно, а глаза защипало — невольные и непрошенные слезы.
Что за херня? Почему я не могу поставить здесь букет? С каких пор это запрещается? На восьмое марта Агеев не возмущался, хотя цветов мне надарили прилично. Не так много, конечно, но все же. И у Ларисы раньше стоял горшок с фиалками, я хорошо помню, когда приходила устраиваться, как она поливала его из лейки — белой, небольшой — она до сих пор где-то валяется в шкафу.
— Да что с тобой не так?! — крикнула я, направившись за ним следом, — Ты совсем озверел в последние две недели! То дверью прихлопнуть норовишь, то толкнешь у лифта, а теперь тебя не устраивают мои розы?! — влетев в комнату отдыха, как фурия, я толкнула его в спину, и похоже так сильно, что Тимур покачнулся и выронил кувшин с водой.
Кухня мгновенно покрылась каплями и подтеками. Со столешницы полилось несколько тонких струек прямо на ковролин и туфли Агеева.
— Ты меня толкнула? — прошептал он, разворачиваясь и изображая яростный оскал.
Я сглотнула, когда он двинулся на меня, и взвизгнула, пытаясь выскочить в коридор. Но его рука перехватила меня и припечатала к ближайшей стене, с силой сжав мою талию.
— Ты меня толкнула? — теперь ясно расслышала, что это был не шепот — а тихое рокотание, — Ты подняла на меня руку? Серьезно?
