Пол скрипнул, а через несколько секунд матрас рядом со мной прогнулся. Я удивленно посмотрела на спину Агеева, когда он сел на край кровати и опустил локти на колени.
— Я хотел извиниться, — сказал он так тихо, что это прозвучало почти как шепот.
— Ты… Что?
— Хотел извиниться. Я обидел тебя.
Удивленно открыв рот, смотрела на его затылок и почувствовала, что ладони покалывает от воспоминаний, как короткие волоски ощущались под ними. Плечи Тимура были напряжены, мышцы спины подрагивали, когда он медленно повернул голову вбок и его профиль осветился солнечным светом, бьющим из окна.
— Ну… — осторожно начала я, поерзав, — Если таким образом ты извиняешься, то лучше тебе было не приходить.
— Ты издеваешься надо мной? — прошипел Агеев, подскочив на ноги и разворачиваясь ко мне лицом.
— Я просто не считаю нормальным назвать кого-то шлюхой, а через пару дней заявиться с этим: «Я хотел извиниться», — пожав плечами, я скрестила руки на груди, — Хочешь, подскажу, как это делается? Нужно сказать: «Прости». Всего шесть букв, Тимур.
— Романова, — прорычал он, растрепав волосы на макушке, — Ну почему ты такая… Такая…
— Какая?
— Сука такая, — выплюнул он.
Прозвучало почти ласково, если сравнивать с обычными интонациями Агеева.
— Я не подумал, когда говорил это. И вообще, ты сама виновата, — ткнув в меня пальцем, он прищурился, — Если ты шашни крутишь с кем-то-там, зачем даешь себя лапать другому?
— Что-о-о?!
— Разве это прилично? — продолжил этот неугомонный.
— Ты сам ко мне полез, скотина! — взвизгнула я, хватаясь за первое попавшее под руки и бросая это в его сторону.
Тимур ловко увернулся от подушки и шагнул на кровать, возвышаясь надо мной. Я, взвизгнув, отпрыгнула в сторону, но его ручища схватили меня за плечи и рывком дернули обратно. Зажав мне рот ладонью, он скрутил меня и придавил своими телесами сверху.
— Не ори, а то Лазарев решит, что я тебя убиваю, — прошептал он близко с моим ухом, — Или трахаю, а это еще хуже.
Волна дрожи прошла по моему телу, когда он произнес это слово на букву «Т» и, похоже, Агеев это заметил. Мягко отстранившись и отпустив меня он прочистил горло:
— Мне правда жаль, что я так сказал, — перекатившись на спину, он закрыл глаза и потер лицо, — И я правда не знаю, что на меня нашло тогда.
Я тоже перевернулась и сейчас мы лежали плечом к плечу. В голове у меня до сих пор звучало его сиплое: «трахаю» и мои ноги непроизвольно сжались от болезненного ощущения чуть пониже пояса.
Знаю, что повторяюсь, но — что со мной такое?
— У тебя что-то есть с тем мальчишкой? — осторожно спросил Агеев, приоткрыв один глаз и покосившись им в мою сторону.
— Кирилл просто ухаживает за мной, — я пожала плечами, — А что?
— Он мне не нравится, — Тимур сморщил нос и повернул голову, посмотрев на меня с ухмылкой, — Можешь себе представить?
— Ерунда какая-то. — пробормотала я.
— Угу.
Мы замолчали. Я изучала вентилятор, висящий на потолке и нахмурилась, когда Агеев рывком поднялся и легонько толкнул мое бедро ладонью.
— Перемирие?
Пожав плечами, приподнялась и села, чуть отодвинувшись от него. Тимур вскинул брови и приподнял подбородок, ожидая ответа.
— Перемирие. Только больше так не делай.
— Как? — он усмехнулся, пробежав по мне взглядом.
— Просто держи себя в руках, ладно? — отодвинувшись еще дальше, я подобрала ноги и обхватила колени руками, — Я не умею играть в игры. И мне было бы проще, если бы наши отношения оставались сугубо деловыми, — вздохнув, я отвернулась, ну выдержав тяжелого взгляда, — Ну, может быть, чуточку легче было бы если бы мы могли общаться, как нормальные люди.
— Попробуем, — тихо отозвался он.
Тимур, наши дни
Кровать противно скрипнула подо мной, когда я привстал и потер лицо — сна ни в одном глазу. Игорь появился внизу пару часов назад — взял какие-то таблетки и, тихо пробормотав что-то о мигрени, удалился. Илона, после нашего разговора, так и не выходила из своей комнаты, сказав, что хочет почитать. Ума не приложу, что она читает, потому что кроме глянцевых журналов я ничего у нее не видел.
Я бы посидел на балконе, да только у Лазарева давно развилась паранойя — он ставит дом на сигнализацию каждую ночь и будить всех как-то не хочется. Решив размять ноги, вышел из комнаты и побрел по коридору. У двери комнаты Илоны остановился — изнутри доносился какой-то странный звук, похожий на жужжание.
Замерев, прислушался, но так и не понял природу этого шума. Стукнув для приличия один раз, опустил ручку и вошел в спальню, сканируя помещение взглядом.
Илоны в комнате не было, а вот источником звука оказался ее мобильник. Подойдя к кровати, я посмотрел на экран и скрипнул зубами. Дальнейшее объяснить логически не могу, но из песни слов не выкинешь…
Я снял трубку и тихо пророкотал своему собеседнику:
— Она занята.
На том конце провода воцарилась тишина. Затем некто, именуемый Кириллом, прочистил горло и имел наглость произнести:
— Тогда я перезвоню.
— Не стоит, — отрезал я.
— А это уже не тебе решать, — этот мудак фыркнул, — В любом случае я просто хотел пожелать спокойной ночи.
— Я обязательно ей передам.
Сбросив вызов, я швырнул трубку на прикроватный столик и чуть не снес ночник. Подхватив несчастный, поправил абажур и сел на кровать, потирая шею. Из коридора послышался скрип ступенек, а затем раздались шаги и удивленная Романова застыла на пороге.
Да, я знаю, что это ее комната. И я вроде как не должен здесь быть — сидеть на ее постели, как долбанный маньяк.
— Тимур?
— Не спится что-то, — ляпнул первое, что пришло в голову, — А ты где шастаешь?
— Воды захотелось попить, — она осторожно обошла кровать и остановилась, обхватив себя руками, — Что ты здесь делаешь?
Усталость навалилась на плечи, так резко, что я опустил голову. Затем на кой-то хрен лег на покрывало и, вытянув ноги, положил под голову подушку.
— Расскажи мне что-нибудь? — тихо попросил я, закрывая глаза.
— Ты же не собираешься здесь спать? — Романова осторожно забралась под одеяло, устраиваясь на своем законном месте, держа небольшую дистанцию.
— Я уйду, просто… — вздохнув, я поднял руки под голову, ощущая непривычную слабость, — Скучно тут как-то. Игорь носится с твоей сестрой, нам даже поговорить толком не удается.
— Ну, Оля не очень легко переносит беременность, — прошептала она, — Если честно, я боюсь за нее.