Тогда стало горько, тошно, ничтожно. Гусь свинье не товарищ. То есть, слон – ладье. Ладья – это фигура тяжелая. Он в нашем социуме – как танк в песочнице. Предельно осторожен, всегда вполсилы, всегда вполголоса. Иначе кому-то станет больно, кто-то бросится врассыпную, кто-то возненавидит. А ладья тоже хочет жить по-человечески. Пиво с друзьями хлебать, рыженькую женку тискать, над шутками смеяться… Я, кажется, никогда и не знал толком, что он собой представляет. Какова тяжелая фигура в полный рост.
Дим подался ко мне, занося ладонь, чтобы похлопать по плечу, и губы его начали складываться в дружелюбную улыбочку. Я отшатнулся.
– Не трогай. Мне все ясно. Ты ладья, я слон. Я осознал свое место. Но пожалуйста, не прикасайся, даже с самыми добрыми намерениями. Не хочу, чтобы от твоего касания мне стало легче.
Дим кивнул.
– Извини.
Да к черту извинения, подумал я. Ведь сам дурак, что забылся. Ранг пситехника недаром даже в паспорте прописывают. Так что без обид… Но если бы вот так же легко, в три секунды, ты меня отремонтировал – этого я бы не смог простить.
…Подошел Сан Дмитрич, и сразу я ощутил, что у него на душе. Следователь не из тех, кто склонен проявлять эмоции. Однако сейчас настроение капитана очень уж вошло в резонанс с паскудным моим, и я легко почувствовал его.
– Дело закрыто?.. – спросил я.
– Дело… – он потер затылок. – Такое дело. Есть отчет экспертов по месту смерти Березина.
Он рассказал – четко и ясно. Собственно, и так было понятно, что он скажет. В злосчастной типографии «Души» на засове, запертом изнутри, а также на кнопках электрической гильотины, и на скотче, которым кнопки были заклеены, – всюду найдены отпечатки погибшего. Надпись на кожухе машины сделана типографской краской, а частицы этой краски имеются под ногтями Березина. А кроме того, и дверь, и решетки на окнах не повреждены и разрезанию – свариванию не подвергались. И это главное… настолько главное, что остальное и значения-то не имеет.
– Сообщите прокурору? – спросил Дим.
– А как иначе.
Дим посмотрел на часы – было около пяти.
– А как вы, Сан Дмитрич, посмотрите, чтобы звонить прокурору завтра с утра? На свежую голову, так сказать.
– Завтра?.. – следователь глянул на Дима, может, с любопытством, а может, с надеждой, или чем-то вроде. – Можно и завтра.
– Я сегодня еще съезжу по делам, – Дим подмигнул следователю, но смотрел почему-то на меня. – Проверю кое-что.
– Езжай, – сказал Сан Дмитрич.
– Езжай, – сказал я.
– Так я поеду, – повторил ладья.
– Езжай, – я пожал плечами. – Или тебе мое благословение нужно?
– До завтра, отец мой, – сказал Дим и вышел.
Едва он вышел, на душе стало чище.
* * *
Позиция наблюдателя.
Это когда ты стоишь в сторонке от жизни и смотришь на ее течение. И можешь разглядеть каждую искорку в потоке с восхитительной ясностью – поскольку смотришь со стороны. И по той же причине ничто не задевает твоей души, не тревожит эмоций.
Это когда сидишь в каком-нибудь шумном месте, например, в баре на втором этаже «Ультрамарина», на высоком металлическом стуле с плоским пластиковым сиденьем, напоминающем сковороду, а в руке держишь картонный стакан с капуччино, и на стакане отпечатаны бешено смеющиеся люди. Ты сидишь уже довольно давно, так что бармены (их трое – два парня и девушка) перестали обращать на тебя внимание, а ты, в свою очередь, уже не замечаешь агрессивную с пристуком музыку, царящую в помещении. Пока ты замечал ее, ты удивлялся тому, что это яростное грохотание, при всем своем нажиме, абсолютно статично, не развивается, не реагирует на ход времени – просто наполняет зал однородной каменистой массой. Впрочем, музыкальный гул вполне гармонирует с пестротой помещения: с хромовым блеском стульев и столов, с многоцветьем киношных афиш, залепивших огромную стену от потолка до пола, даже с желто-красной световой рекламой попкорна над головами барменов.
Девушка-бармен – темноволосая, чуть сутулая – орудует эспрессо-машиной. Ее движения резки и угловаты. Стоя спиной к барной стойке, она рассказывает что-то парню с шейкером. Ты не можешь разобрать ее слов, слышишь только гвоздистые позвякивающие нотки в голосе. Но на самых эмоциональных моментах рассказа девушка делает полоборота к шейкеру и через плечо восклицает:
– Нет, ну нормальный ход, а?! И после этого он еще имеет наглость…
Тогда ты замечаешь, что голос ее довольно груб, а лицо округло, глуповато, и ты допускаешь, что родина девушки – некий ПГТ в окрестностях Житомира или Кременчуга. Она возмущена до глубины души. Она имеет твердое и ясное понятие о том, как должны жить и поступать люди вообще и кавалеры в частности. Люди с ошибочными взглядами на жизнь вызывают справедливый гнев девушки.
Слушатель ее – высокий мальчик с зачатками бородки, слащавый, лохматый; кисти рук белые и длинные, глаза подведены бессонными тенями. Ты полагаешь, так мог бы выглядеть студент этак третьего курса приличного гуманитарного ВУЗа – конечно, не Киево-Могилянской и не Шевченко, а, скажем, Нархоза или Ин-яза. Он взбалтывает смесь в шейкере небрежными движеньями и безразлично поддакивает девушке:
– Ага… Типа, да… Бывает…
Лицо его совершенно равнодушно и заставляет сомневаться, слышит ли парень в полной мере эмоциональные излияния коллеги. Однако он не переспрашивает, не поворачивается к ней и никак не утруждается, чтобы слышать лучше. Он не намерен утруждаться. Он не уверен, что вообще должен выслушивать монологи этой деревенщины. Он не знает, зачем хозяева «Ультрамарина» взяли на работу столь несимпатичную девицу. Вероятно, это ошибка отдела кадров. Когда он сам будет хозяином развлекательного центра, то станет лично подбирать персонал.
– А сегодня он мне пишет, прикинь: «Привет, как дела?» – вполоборота сообщает девушка. – Как будто ничего не случилось! Здрасьте, приехали!
– Типа, да… – нехотя соглашается студент, – много есть неадекватных…
Ты переводишь взгляд по эту сторону барной стойки и видишь двоих мужчин, сидящих, как и ты, на неудобных хромированных стульях. Один из них заказал хот-дог с фантой, второй – хот-дог с добавочной сосиской. Тот, что с двумя сосисками, коротко стрижен и некрасив – лицо изрыто оспинами, – зато высок и широк в плечах. Он очень оживлен, говорит с явным удовольствием, стремясь заинтересовать собеседника:
– Например, тебе дается такое задание. Надо любому встречному прохожему продать коробок спичек за пятьдесят гривен. Можешь уговаривать, как хочешь, придумывать что угодно. Но за десять минут надо выполнить задание, иначе вылетаешь из игры.
Пьющий фанту сидит к тебе спиной, ты видишь его худую шею и спину в серой джинсовой куртке «колинс». Он констатирует:
– Я думаю, прохожий тебя пошлет.
– Конечно, пошлет! В том-то и прикол. Пошлет первый – подойдешь ко второму, к третьему. И так пока не справишься. Или вот такое задание: придти под окна жилого дома часов в одиннадцать вечера и спеть серенаду.
