– Почему вы держите его дома?
– Это Тернополь, детка… Как найдете здесь нормальную психиатричку – дайте знать.
– Весной началось?
– Угу. В марте.
– Что произошло?
– Хрен знает.
– Это как?
– Да никак! – Саша огрызнулся неожиданно зло. – Не знаю я. Он тогда жил не здесь, а у себя. Я приезжал иногда. Однажды зашел – и вот… Врачи сказали: стре… ик… стрессовое переживание, травматический опыт. Я пытался выяснить: какой, блин, травматический опыт у отставного полковника? Котенка… ик… на дороге сбил? Или увидел, как девочка в песочнице плачет? Не ответили.
– А что он сам говорит?
Саша выпучил глаза.
– Что говорит?.. А вы побеседуйте. Расспросите его… ик… о жизни, о чувствах. Он вообще любит поболтать. Не заткнешь!
– Мы попробуем, – серьезно ответила Марина и присела на корточки у тахты.
Заглянула в глаза Мазуру и замерла. Прикипела к нему взглядом и начала гаснуть. Поразительное зрелище. Вот ее центры светятся, как обычно: ярко, мощно. Волевой – ярче других, затем витальный, затем речевой. А вот начинают затухать, темнеют, растворяются, исчезают… и я не вижу больше ничего, кроме физического тела. Марина превратилась в восковую фигуру, в мумию, замершую у изголовья больного.
Младший Мазур не мог видеть энергетику, но и он ощутил перемену. Нахмурил брови, буркнул:
– Она… эээ… в норме?
Капля энергии прилила к волевому центру Марины – к переносице. Тонкая светящаяся нить протянулась к лицу Мазура, влилась в его центр воли, будто связала больного с Мариной. Потом она очень медленно повела головой – и зрачки Мазура двинулись вслед за ее зрачками. Больной чувствовал контакт и пытался его сохранить.
Марина усилила концентрацию и добавила энергии. Ее взгляд стал более живым, глаза блеснули. Она подалась назад – и Мазур поднял голову, привязанный к Марине мерцающей нитью.
– Здравствуй, – сказала Марина.
– Добрый… – ответил Мазур.
Голос звучал тихо, но внятно. Лучше, чем можно было ожидать.
– Что с тобой случилось?
– Жаль… – сказал Мазур. – Очень жаль…
– О чем ты жалеешь?
– Я был прав… Глупо.
– В чем прав?
– Все получилось!.. Они получились. Они удались… Как глупо.
– Эксперимент?
Он задумался. Поднял руку, ощупал свое лицо, щеки.
– Что со мной?..
– Все хорошо, – спокойно солгала Мари. – Ты выздоравливаешь, идешь на поправку. Ты начал осознавать. Отвечай мне, и будет легче.
– Они приходили… они показывали… они смогли. Я их не доделал, но они сами…
– Что ты с ними делал? Расскажи.
Теперь он разглядывал собственные ладони, болезненно кривясь.
– Что со мной происходит?..
– Ты проводил эксперимент, – с нажимом сказала Мари. – Он сорвался. Как это было?
– Не сорвался, нет!.. Они удались! Нужно было лишь… довести.
Мари протянула мне руку, я вложил в ладонь фотографию детей.
– Они?
– Да, они, именно. Удались. Я был прав.
– Хочешь сказать, они живы и здоровы?
– Здоровы… – он потер лоб, зарылся пальцами в волосы. – Я здоров?..
– Ты – да. А они? Эти дети остались живы и здоровы?
– Не все… сколько нужно.
Марина сделала крохотную паузу – секунда на то, чтобы вернуть самоконтроль.
– Сколько нужно?.. Необходимые потери?
Мазур поморщился.
– Ошибка персонала, проморгали. Я оставил простой путь для выхода… а эти двое зачем-то сунулись сложным. Персонал не справился… идиоты. Потом другие идиоты все закрыли… Подумать только: несчастный случай!.. Это повод закрыть программу?
– Кто-то погиб?
– Они, – Мазур взглядом указал на фото.
– Они все?!
– Неважно. Двое удались. Они приходили, я видел. Я был прав!.. Нужно было только найти их, доделать…
– Доделать тех двоих, я верно поняла? Они сбежали от вас… недоделанными?
Мазур поморгал, облизал сухие губы.
– Что со мной, а?
Мари не тратилась на ответ. Сказала мне:
– Дай ошейник.
Поднесла изделие к носу Мазура:
– Твой инструмент?
Рот больного расползся в стороны наподобие улыбки.
– Самоконтроль – главное. Все опирается на это! Добиться управления эмоциями, а дальше все просто. Управляешь собой – управляешь миром. Я всегда был прав!
– Зачем ошейник? Почему не стандартный метод?
– Дети… Рефлексия не развита, стандарт не работал… С детьми нужно прямое стимулирование: стимул – реакция.
– И вы дрессировали их, как собак? Били током? Лишали еды? Ставили на гречку?.. Что еще? Розги, иглы под ногти?
– Мари! – одернул я, но опоздал.
Мазур ощутил ее гнев и начал закрываться.
– Не ваше дело. Нет допуска.
– Он приходил к тебе, да? Нашел тебя и дал сдачи? Отомстил за нее?
– У вас нет допуска.
Марина прищурилась. Вложила в слова такую силу, будто впечатывала их в лицо Мазура каленым железом:
– У меня – есть – допуск – ко всему.
– Есть… – прошептал Мазур.
– Где проходил эксперимент?
Он выдавил адрес.
– Когда окончился?
Он назвал год.
– Это список персонала?
Она ткнула ему оборот фото.
– Неполный… еще охрана.
– Юрий Чертков приходил к тебе?
– Да.
– Это он тебя сбил?
– Они получились… Они получились…
Внезапно Мазур закатил зрачки и откинулся на подушку.
– Ты перестаралась, – сказал я. – Слишком сильное давление.
Мари мотнула головой.
– Мы узнали, что нужно. Идем.
Поднялась и направилась к двери. Саша Мазур попался на дороге.
– А ну, постойте! Что вы с ним сделали?
Мари уставилась ему в лицо. Саша попятился, откатился в коридор, стал на полголовы ниже. Пройдя мимо него, Мари бросила через плечо:
– Лучше спроси, что он сделал.
Шелковые
Супермаркет звался «Фуршет». Внушительных размеров ангар, обшитый пластиковой вагонкой. Немалая площадка перед входом сплошь заросла сигаретными киосками, овощными лотками и хмурыми бабульками с сигаретами поштучно. К дверям магазина вела узкая асфальтовая тропа.
