Призрак смотрел прямо на него, и глаза его на бескровном лице чернели огромными кругами. Жюльен сразу узнал фуражку, охотничью куртку с кожаной отделкой и густые усы, почти полностью скрывавшие верхнюю губу.
Это был Матиас Леурлан, якобы убитый его матерью, — явившийся с того света мертвец, которого упавшая яхта превратила в месиво из костей и крови. Постаревший, исхудавший, как после долгого поста, он стоял, согнув под дождем плечи и вцепившись прозрачной рукой в ремень ружья. Жюльен сжал кулаки и приказал себе оставаться на месте. Интуиция подсказывала, что ему нечего бояться: Матиас не вскинет ружье, чтобы его застрелить, не перейдет через дорогу и не заговорит с ним. Ничего не произойдет, кроме этого безмолвного противостояния, которое становилось похожим на тайное сообщничество.
Сын Адмирала словно говорил ему: «Теперь ты все знаешь… Пришлось ждать, когда Клер уйдет из дома, чтобы тебе показаться. Со дня приезда я наблюдаю за каждым вашим шагом. Это мой взгляд ты часто чувствовал затылком в течение последних месяцев. И капрала убил я — нечего ему делать на моей земле! Вы оба принадлежите мне, как домашние животные, и я смотрю на вас из леса, как посетители зоопарка смотрят на клетки со зверьем. Вам нечего бояться, пока вы не нарушите договоренности… но если в доме появится чужак, я убью его, а вам воздам по заслугам. Ночью, когда вы спите, я пробираюсь по коридору, открываю двери и смотрю, слушаю ваше дыхание, стоя у изголовья, а вы ни о чем не догадываетесь. Тысячу раз я мог без труда убить вас, застрелить, как куропаток. Ты обязан это знать. Следи за матерью, не дай ей свернуть на ложный путь. Стань моим союзником — вот условие, при котором я сохраню вам жизнь. Помни: я всегда рядом, у тебя за спиной. Пусть это будет нашей тайной».
Внезапно Матиас отступил на несколько шагов, исчезнув за деревьями. Когда молния вновь пронзила небо, на краю дороги уже никого не было, и Жюльен подумал, не привиделось ли это ему во сне. Он бросился под жесткие струи дождя, сбежал по ступенькам и пересек сад, увязая в жидкой грязи. Неужели у него помутился рассудок? Да нет, он видел Матиаса, видел! Мертвенно-бледной вспышки молнии хватило, чтобы осветить знакомое лицо, и сомнений не оставалось. Это не были ни Бенжамен Брюз, ни Рубанок, пытавшиеся его разыграть, а Матиас Леурлан собственной персоной, давно умерший и погребенный. Матиас-охотник, с гневно горящими глазами.
Перебегая скользкую дорогу, Жюльен чуть не растянулся во весь рост. Измученный неистовым бегом под дождем, он вскоре достиг опушки леса. Там, где только что стояло привидение, в раскисшей почве остались глубокие следы от охотничьих сапог. У мальчика перехватило дыхание. Значит, ему не померещилось.
Жюльена зашатало, и он схватился за нижние ветки деревьев, чтобы не упасть. Его так трясло, что дальнейшее преследование исчезнувшего призрака становилось невозможным. Да и что он мог ему сказать? Отныне между ними все было ясно — договор заключен, оставалось только выполнять его условия.
Его вынуждали постоянно следить за Клер, приучить ее к одиночеству. И если однажды матери взбредет в голову привести мужчину, он обязан их разлучить. Изображая домашнего тирана, он должен убедить мать, что не потерпит в доме чужака. Лишь на таких условиях призрак их пощадит.
«Матиас избрал такую форму мести, заставляя меня исполнять его роль, — думал мальчик, вонзая ногти в мокрую дубовую кору. — Он прекрасно знает, что, притворяясь ревнивцем, я очень скоро вызову у матери неприязнь. С годами мое сходство с Леурланами усилится, и в конце концов она меня возненавидит. Так ему легче со мной разделаться…»
Им придется научиться жить вдвоем, вдали от остального мира. Клер будет навеки приговорена к монашеству, а их дом превратится в застенок с невидимым тюремщиком, готовым в любую минуту выплыть из тени, станет адом, управляемым скрытым механизмом, о котором никто не подозревает.
Он постарался встряхнуться. Неужели действительно безумие? Кем он себя вообразил? Героем романа ужасов? Нет, нельзя поддаваться не в меру разыгравшемуся воображению! Но ведь он знал, знал…
Мальчик сбросил с головы капюшон, подставил пылающее лицо под ледяные струи дождя, и это сразу принесло ему облегчение.
22
Пытаясь как-то упорядочить хаос мыслей, Жюльен прошел на кухню, подогрел суп и принялся за еду. Забыв снять плащ, он не сразу заметил, что на кафельном полу вокруг его стула образовалась лужица. Гроза не утихала, за окнами сверкали молнии, громовые раскаты напоминали звуки разорвавшихся снарядов.
Матиас… Ни о чем другом он думать не мог.
Значит, предположение Бенжамена Брюза оказалось верным! Сын Адмирала инсценировал собственную смерть, принеся в жертву безвинного нищего, подобранного им на набережной. Труп понадобился, чтобы получить возможность шпионить за отцом и женой и при случае застукать их на месте преступления. Надежды его, увы, не оправдались: Клер уехала в Париж, а старик, помешавшись от горя, прожил какое-то время, как затаившийся в своей берлоге зверь, а после решил положить всему конец в пламени и грохоте взрыва. Все это время Матиас прожил на обломках «Разбойницы», добывая еду охотой и, возможно, рассчитывая на возвращение Клер.
Иными словами, Матиас сам угодил в яму, вырытую для других. Разве мог он, объявленный погибшим, да к тому же без средств, пуститься на поиски «неверной» жены? Начавшаяся война только осложнила его положение. Документов у него не было, официально он числился мертвецом, а потому Матиас опасался, что его примут за дезертира, вот и пришлось ему скитаться по лесу, стараясь никому не попадаться на глаза.
И только от Брюза не укрылось близкое присутствие Матиаса, он почуял его запах, угадал повадки. Но кого, скажите, всерьез насторожили бы бредни опустившегося пьянчуги?
Мальчик отодвинул пустую миску. Что толку топтаться на одном месте? К чему разыгрывать удивление? Разве не знал он правду с самого начала?
От наспех проглоченного супа Жюльен ощущал тяжесть в желудке. Перед его глазами все время маячил образ Матиаса, наблюдавшего за домом с ружьем на изготовку.
Гибель Адмирала вдохнула новую жизнь в планы младшего Леурлана. Он знал, что наследство заставит Клер вернуться, и превратился в вечного стража, бессменного часового. «Интересно, как часто он смотрел на меня из-за кустов, задавая себе один и тот же вопрос, сын я ему или не сын? Сколько раз наставлял он на нас ружье, на меня или на Клер?»
Теперь Матиас давал им отсрочку, если, конечно, они во всем ему подчинятся и станут жить вдали от людей, как последние парии. Должны же они заплатить за его пятилетнее одиночество, за все эти годы, проведенные на обломках застрявшей в бухте злосчастной «Разбойницы»! Навязывая им невыносимые условия существования, он втайне лелеял надежду, что они не выдержат и нарушат их, дав ему тем самым право на законное возмездие.
Страх… Он заставит их жить в вечном страхе, сам же всегда будет начеку, держа палец на отполированном до зеркального блеска спусковом крючке. И отомстит, не зная жалости, не разбирая, кто перед ним — женщина, ребенок… Заплатят все — и ублюдок, и изменщица.
