– Придешь? – с надеждой просит Катя, – Я кроме тебя ни с кем не общаюсь, – полушепотом добавляет, – Ты, вроде как, мой единственный друг.
Я посмотрел на нее и привычным жестом заправил прядку волос за ухо. Натянув на лицо улыбку, ответил:
– Приду, – голос дрогнул, но она не заметила.
– Мы не будем пышно праздновать – только близкие. Но ты можешь взять с собой какую-нибудь из своих пассий, – подмигнув мне, она бросила окурок на траву и придавила его кончиком своей туфли.
– Только похрюкать осталось, Мартынова, – с укором сказал я.
– Иди ты, – она высунула свой язычок и сморщилась, – Ты делаешь так же.
– Неа, я за забор бросаю.
Надув губки, Катька посмотрела вдаль и вздохнула.
– Завидую. Я пробовала – никак не выходит. Наверное, из-за ногтей.
– Нет, – промычал я, затягиваясь в последний раз, – Не в ногтях дело. Смотри.
Встав позади нее, обнял ее и на секунду замер, впитывая и запоминая это ощущение.
– Возьми хапец большим и указательным пальцем, – прохрипел я, и Катя вздрогнула – наверное мое дыхание пощекотало. Выполнив мои указания, она снова замерла, а я изо всех сил сдерживался, чтобы не сжать ее в объятиях, схватить и убежать далеко-далеко.
Туда, где не будет ее будущего мужа; где не будет этой школы и мерзотных, завистливых взглядов. На меня. На нее. Туда, где она будет со мной и будет моей, только моей.
– Прижми и резко отпускай, – я провел пальцем по ее руке и зажмурился, вдыхая ее запах – что-то пряное и сладкое, как выпечка.
Секунда тишины, а потом она тихо пищит и поворачивается в моих руках.
– Получилось, – улыбается широко, а у меня сердце пару ударов пропускает – так хочется ее поцеловать, прижать к себе и никогда не отпускать, – Ты – мой герой, – шепчет она.
– Я всего лишь показал тебе, как за забор окурком выстрелить, – невольно рассмеялся, а потом застыл, когда она привстала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.
– Ты знаешь, о чем я, – вытирая помаду с моей кожи пальцами, Катька грустно улыбнулась и посмотрела мне в глаза.
Знаю, Ежик. Знаю…
2007 г., выпускной
– Сын, – отец крепко обнял меня и похлопал по плечу, – Горжусь тобой.
– Гордишься тем, что я закончил школу на одни тройки?
– Горжусь тем, что ты, слава тебе Господи, – он вознес глаза к потолку и тут же посмотрел на меня, – Вообще закончил ее.
Мы оба рассмеялись, а мама взглянула на нас с укором:
– Два дурака пара, – пробормотала она, и тут же тихо пискнула, когда я сжал ее в объятиях и приподнял над полом.
К отцу подошла наша директриса – наверняка будет выпрашивать не бросать спонсорскую деятельность, после того, как Громов-младший, т.е. я, выйдет за двери этого заведения и больше никогда не войдет в них. Я оглядел зал, в пол-уха слушая щебетание матери и увидел Катю.
Она стояла в углу. Красивая, до боли красивая и все такая же невинная, как и раньше. Стойкая и сильная – моя заслуга. Счастливая, да вот только не я сделал ее такой – мой промах.
Не думая, шагнул в ее сторону и подошел в тот же момент, как рядом с ней вырос ее супруг – взрослый и приятный на вид. Он поцеловал ее в макушку и щеки Катьки, моей Катьки, вспыхнули, окрашиваясь красивым розовым цветом.
– Привет, – просипел я, когда подошел ближе, – Я могу украсть у тебя один танец?
– Ромка, – она искренне улыбнулась и отставила свой бокал с шампанским в сторону, – Артем, ты не против если я потанцую с одноклассником? – обратилась к мужу, а я старательно игнорировал его – смотрел лишь на нее.
– Конечно, милая. Иди, – снова поцелуй, а затем он отпускает ее талию, и она подходит ко мне.
Касаюсь ее там же, где только что касался он и мечтаю, чтобы мое прикосновение было единственным. Чтобы кроме меня никто больше не касался ее, но…
– Ты какой-то хмурый, Громов, – ласково спрашивает она, положив ладонь мне на шею.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не зажмуриться от удовольствия – ее пальцы такие мягкие и теплые.
– Просто устал. Тяжелый день.
– Да, понимаю, – Катя движется со мной в такт музыке, а потом придвигается ближе и кладет щеку мне на плечо, – Я счастлива, что наконец-то это закончилось.
– Школа?
– Угу, – мычит, а потом резко отстраняется, – Ой, я тебя помадой испачкала.
– Ничего страшного, Кать.
– Блин, ее тяжело отстирать будет… – продолжала бормотать она, глядя на мое плечо.
– Кать. По#%й, – ответил я и она моргнула от удивления.
Поражает, как она продолжает делать такое удивленное лицо каждый раз, когда я ругаюсь матом.
– Я буду скучать по тебе, – шепчу я, прислоняясь губами к ее виску – ненавязчиво, чтобы ее муж не подумал ничего лишнего.
– Эй, Ромка. Мы же удимся на встрече одноклассников?
В ответ я лишь пожал плечами.
2014 г.
Господи, зачем я это сделал? Что вообще забыл в этом Богом забытом месте?
Школа. Провались ты сквозь землю; пропади ты пропадом.
Стоял на углу, курил без остановки и качал головой – дурак. Не старый, но дурак. Храбрился, готовился, а как увидел ее вдалеке – труханул и свалил сюда, в нашу курилку.
Какая же она красивая… Словно лучше стала – округлилась, стала такой складной, женственной. По-прежнему рыженькая и с веснушками на носу; и по-прежнему практически не пользуется косметикой – не чета тем дамам, с которыми я привык вошкаться. Естественная, натуральная и какая-то… Родная, что ли.
Странно, думал, что пройдет с годами, но нет – не прошло. Увидел ее и на плечи словно все здание, все четыре этажа вместе с крышей рухнули – сколько лет потерял. Ведь признайся тогда, что люблю, все могло бы быть по-другому. А теперь… Жизнь просто промелькнула перед газами – в офисах, на встречах, на переговорах. Счастья, как не было, так и нет. И любви, будь она неладна, не было. Одна-единственная, да и та так и осталась не высказанной, не исполненной.
Вдалеке застучали каблучки, я напрягся. Заметил тонкий силуэт, вышедший из-за угла, а потом огонек зажигалки осветил лицо.
Ее лицо.
Огляделся – не увидит ли никто, если я облажаюсь и ляпну какую-нибудь глупость, а потом шагнул к ней, нацепив фирменную Громовскую улыбку.
Катька совсем не изменилась – с ней по-прежнему было легко и свободно. И она по-прежнему забавно округляла глаза, когда я ругался матом. По-прежнему краснела, если пошлил или говорил двусмысленности. Словно и не было этих лет.
Я знаю, что она в разводе с недавних пор; знаю и про дочку. Связи отца – я частенько наводил справки о Верберах. Просто… Да хрен его знает зачем. Наверное, я мазохист, но знать, что она счастлива и живет спокойной жизнью – без меня и не со мной – было для меня приятно-острой болью где-то в области сердца.
