– Мой господин, в кавалерии неверных ощущается серьезная нехватка лошадей, – продолжал свою речь великий визирь. – Хоть русская армия и многочисленна, но солдаты скверно обучены воинскому делу, а начальники – и того хуже. Снабжение продовольствием и снаряжением у гяуров – слава Аллаху – очень плохое. В русской армии слишком много воруют… И порох у них на редкость плох. Несколько победоносных сражений – и вся их империя склонится к ногам моего повелителя…
Визирь хитроумно умолчал о том, насколько мало знали в Высочайшей Порте о подлинном положении дел в войсках неприятеля. Расписывая перед султаном слабость московитов, он попросту рассказал ему о бедах и язвах армии османской – просто поменяв прилагательные. Воля Аллаха неведома простому смертному – особенно в отношении войны! Аллах милостив – быть может, удача улыбнется османскому оружию. А сейчас умиротворенно улыбается султан и, следовательно, крепнет его, визиря, положение при дворе.
Мустафа зевнул и подумал о том, как приятно будет въехать в покоренные гяурские твердыни на арабском скакуне – белом словно снег северных стран. Снега султан никогда не видел, но о его существовании знал по рассказам славянок из своего гарема.
– Мой господин, – продолжил великий визирь, которому удалось убаюкать султана, – ничтожная эскадра кораблей, которую гяуры хвастливо именуют флотом, кое-как вооружена и очень малочисленна. К тому же она находится в Северных морях. В русских войсках совершенно нет порядка!
Султан задумался.
– Во владениях российского орла живут наши единоверцы, – прервав свои грезы о русском снеге и белоснежном скакуне, спросил Мустафа, – как они поведут себя в случае войны с неверными?
– Мой господин, – уверенно ответил великий визирь, – они томятся под гнетом ненавистных гяуров и готовы по первому вашему зову начать священную войну полумесяца против креста. Вот, скажем, смелый багатур Юлай Азналин… Он уже проявил себя на Осинской, Ногайской и Сибирской дорогах. Юлай с сыном Салаватом готовы хоть сейчас вести войну против русских. У них несколько тысяч конников!
– А что говорят о возможной войне в Европе? – спросил султан, снова погружаясь в прерванную было сладкую дрему.
– Мнение Речи Посполитой и Франции вам известно, мой господин, – словно фонтан, зажурчал великий визирь, – Англия и Австрия будут придерживаться нейтралитета, Швеция – на нашей стороне, она готова воевать против России. Однако прусский король Фридрих заявил, что если война между Россией и Портой состоится, то это будет война кривых и слепых…
О последней фразе визирь пожалел, как только ее произнес. Султан недовольно поморщился и велел советнику замолчать.
– Мы не готовы окончательно принять решение, – твердо произнес он вслух, – по крайней мере пока.
Однако решение Мустафа принял, и оно было не в пользу России. Оттоманская Порта вступила в войну с «империей снега»…
Такое решение соответствовало намерению Мустафы восстановить военную славу Порты и вернуть Оттоманской империи ее прежний блеск. Однако более всего султана беспокоили неверные – греки, болгары, сербы, валахи и молдаване, жившие в его владениях. В балканских горах было неспокойно: тихая, но жестокая партизанская война теплилась там постоянно словно огонь под слоем пепла. Более того, турецкий адмиральский корабль со всеми пушками и людьми недавно был дерзко захвачен отрядом морских разбойников-греков. Так султан снова услышал о таинственной Гетерии…
Глава 9
Воззвание к единоверцам-грекам
Незадолго до объявления военных действий Григорий Потемкин возглавлял Комиссию по делам инородцев, ведавшую привлечением колонистов в принадлежавшие Российской империи причерноморские области. Циклоп, которого Екатерина теперь называла не иначе как «хитроумным Одиссеем», поспешил рассказать императрице о плодах своих стараний.
– Ваше Величество, – обратился к Екатерине Потемкин, – вам известно, что с Балкан доходят вести о готовности христиан поднять восстание против ненавистной Порты.
– Конечно, мой друг, – императрица с нежнейшей улыбкой взглянула на красавца камергера, которого даже отсутствие глаза делало необыкновенно интересным.
– То время, что я по вашему соизволению возглавлял Комиссию по делам инородцев, ведавшую привлечением колонистов в причерноморские области, не прошло даром. – Потемкин говорил уверенно, быстро: властные, жесткие слова словно саблей рубили воздух. – Самое время воспользоваться плодами моей деятельности на этом посту. В Причерноморские земли охотно прибывают переселенцы из балканских стран, подвластных Оттоманской Порте, – греки, болгары, сербы. Все они – наши братья по православной вере. Братской любовью, которую балканские христиане питают к России, не следует пренебрегать.
– Как же еще поощрить столь достойные чувства? – кокетливо улыбаясь, спросила Екатерина. – Что посоветует мой хитроумный Одиссей?
– Я сочинил воззвание к балканским христианам! – продолжил Потемкин. – И обратился к ним по-гречески и по-русски. В этом послании я внушил им уверенность в помощи Российской империи и призвал к восстанию против Порты. Давно известно, как ненавидят турок христиане, находящиеся под их игом. У меня и на примете есть несколько молодцов из числа болгар и сербов, которые смело донесут это послание до сведения своих соотечественников.
«Он на редкость умен, – подумала Екатерина, считавшая хитроумие новоявленного Одиссея отточенным клинком, способным разрубить запутанный турецкий узел. – Мне стоит почаще прислушиваться к нему. Хитер словно Гомеров Одиссей! Недаром мне указал на него сам Сен-Жермен».
Воззвание Потемкина к балканским христианам было напечатано. Подполковник русской службы болгарин по крови Назар Каразин и несколько его соплеменников под видом нищих странников отправились в Молдавию и Валахию, где и распространяли воззвание, спрятанное у кого в посохе, у кого – в корешке псалтыри. С такими же воззваниями в Албанию отправился Иван Петрушин, умело игравший роль венецианского купца, а в Черногорию – Эвдемирович и Белич, сербы, находившиеся на русской службе. Воззвание оказало поистине магическое действие. Не прошло и месяца, как в Черногории вспыхнуло восстание. Волны восстания хлынули в Албанию, Боснию, Герцеговину и Македонию… Порабощенная Эллада уповала на помощь Российской империи. Россия вступила в войну с Турцией.
Оттоманская Порта отправила в набег в южные пределы России войско из 60 тысяч крымских татар под бунчуком Калги-султана. В ответ на это в 1769 году в поход выступили две российские армии: первая под командованием князя Александра Михайловича Голицына, вторая – под началом Петра Александровича Румянцева.
В эти дни Григорий Александрович Потемкин обратился к Екатерине:
«Я обязан служить Государыне и моей благодетельнице. И так благодарность моя тогда только изъявится в своей силе, когда мне для славы Вашего Величества удастся кровь пролить. Сей случай представился в настоящей войне, и я не остался в праздности.
Теперь позвольте, Всемилостивейшая Государыня, прибегнуть к стопам Вашего Величества и просить Высочайшего повеления быть в действительной должности при корпусе Князя Прозоровского, в каком звании Вашему Величеству угодно будет, не включая меня навсегда в военный список, но только пока война продлится».
