…София провела с Каролем несколько часов. Поцелуи, прерываемые нежными и пустыми словами, теплое, удивительно низкое небо, звезды на котором казались гроздьями винограда – хочешь, дотянись рукой! Пояс святого Георгия – пристань в окрестностях Константинополя, и звездный виноград, отраженный в воде… Потом польское посольство – спящий дом, по которому они ступали тихо, как воры, и разговаривали шепотом. Как болезненно сладко трепетало ее тело, когда его касался Кароль! Стыд? София не чувствовала стыда, только сводящую с ума медовую сладость. Поляк привел ее домой под утро, и в то же мгновение София поняла, что дома у нее больше нет.
Эта картина и много лет спустя преследовала Софию во сне – она подходит к кабачку отца, а вместо дома – обгорелый остов, завал, под которым погребены изуродованные тела ее близких.
– Матерь Божия, какое несчастье, все сгорели! – говорит кто-то рядом.
– Муж и жена, – причитает какая-то женщина, – верно, и дочка была в доме! Упокой, Господи, их невинные души.
– Говорят, – произносит первый, мужской, голос, – что накануне здесь шныряли соглядатаи султана.
«Кароль, где же ты, Кароль?!» – кричит София, и ладонь поляка ложится на ее губы, прерывая крик отчаяния и тоски. Потом Кароль уводит ее прочь, чтобы люди Халиль-Хамида, не приведи господь, не увидели ту, что должна была умереть этой ночью…
– Господин, все сделано чисто, – доложил Халиль-Хамиду его агент. – Сначала мы перерезали им глотки, а потом уже подожгли дом с кабаком. Только девчонки в доме не было. Лишь отец с матерью.
– Что ты плетешь, отродье шайтана? – замахнувшись палкой на своего слугу, взревел Халиль-Хамид. – Куда же она могла деться? Вы обшарили соседние дома?
– Ее нигде нет, господин, – ответил агент. – Девчонка как сквозь землю провалилась.
– Все должны думать, что она тоже сгорела в проклятом доме! – решил начальник тайного сыска. – И всемогущий султан тоже, да воссияет имя его в веках! А если проболтаешься, не сносить тебе головы!
Наутро, еще до молитвы, глава дивана тайной полиции доложил султану, что мнимая наследница ромейских императоров София Скарлатос Маврокордато де Челиче или попросту – София Глявоне – погибла вместе со своими родными во время пожара.
– Скверное место этот квартал в Пере! Там всегда случаются подобные неприятности… – произнес Халиль-Хамид и опустил голову. Все же он успел увидеть умиротворенную улыбку на губах султана.
Глава 11
В посольстве Речи Посполитой
София Глявоне значилась в расходных книгах посольства Речи Посполитой под именем Дуда. Поскольку она была записана, как прислуга, то и жить наследнице византийских императоров полагалось среди слуг.
Но Кароль Боскамп-Лясопольский, естественно, поселил красавицу у себя. В посольстве ему завидовали – еще бы: такая очаровательная любовница и к тому же совсем юная. «Будет нашему Каролю с кем поднабраться чувственного опыта, перед тем, как стать примерным мужем панны Домбровской», – смеясь, заявил посол. Сам он решил устроить свою личную жизнь по-турецки и приобрел у армянского купца двух чернооких грузинок, которых записал в расходные книги посольства, как горничных. К слову сказать, английский посол поступил точно так же, да и другие европейцы, волей случая или своих государей оказавшиеся в Истамбуле, тут же обзаводились любовницами, по сходной цене приобретая их у турецких и армянских купцов. Так что у Кароля Боскамп-Лясопольского было несомненное преимущество: София не стоила ему ни гроша.
Несколько дней София провела в постоянных рыданиях: Каролю даже пришлось вызвать для консультации английского врача, к услугам которого прибегали стамбульские европейцы, стесненные в деньгах. Турки называли этого лекаря Джамес-эфенди, европейцы – опиоман Мернс.
Джеймс Мернс, шотландец родом, брал за свои визиты на редкость дешево – больше брать не мог и не смел, поскольку о его тайном пороке знали все пациенты. Еще в Лондоне один знакомый француз угостил Мернса экзотическим блюдом под названием «давамески» – печеньем из гашиша. В то время Джеймс зачитывался приключениями корабельного врача Гулливера, и, подобно этому авантюристу от медицины, решил поступить корабельным врачом на судно, отправлявшееся в Истамбул. К тому же дорогих восточных товаров – опиума и гашиша – в столице Оттоманской Порты должно было оказаться предостаточно.
В Истамбуле Мернс продолжил врачебную практику и при первой возможности покупал опиум и гашиш. Платили ему сущие гроши – кто заплатит больше врачу, у которого то язык заплетается, то руки трясутся, то глаза мутные, как у дохлой кефали? Но, вопреки пристрастию к одурманивающему зелью, Мернс оставался неплохим специалистом, и клиенты на него не жаловались. К тому же Джамес-эфенди отличался редким качеством – он никогда не болтал о тайнах своих пациентов.
– Она все время рыдает и начала заговариваться… – рассказывал доктору Боскамп-Лясопольский. – Родители у бедняжки погибли, дом сгорел. Который день убивается!
– Сильнейшее нервное потрясение, – ответил врач. – Но ничего, это пройдет. Я вот тоже порой заговариваюсь… Ладно, я буду навещать вашу подопечную. Лекарства для нее изготовлю сам.
– Только, умоляю вас, не применяйте для этого столь любимый вами гашиш, – попросил его Кароль.
– Мне лучше знать, что помогает моим пациентам! Я владею секретами древней арабской медицины! – отрезал Мернс.
Через неделю Софии стало лучше, и за это время доктор Мернс преисполнился живейшего сочувствия к бедной греческой девочке. Джеймс готов был поклясться, что перед ним одна из богинь Эллады, только измученная, бледная, несчастная, пострадавшая от жестокости жалких двуногих животных, именуемых людьми. Опиоман Мернс был невысокого мнения о человечестве…
– У меня иная судьба, – шептала София в бреду. – Трон Византии… Но почему они убили маму и отца? И Максима?
– Не слушайте ее, – испуганно забормотал Лясопольский, и доктор Мернс понял, что поляк с большим удовольствием заткнул бы Софии рот. – Все эти греки мечтают о Византии, которая уже три века, как обратилась в прах…
– Не скажите, мой друг, не скажите, – пожал плечами Мернс. – Их мечты могут стать явью. Русская армия стоит на Дунае, а Оттоманская Порта подписала с Россией Кучук-Кайнарджийский мир. Говорят, русская императрица Екатерина намерена крепко тряхнуть турок и помочь единоверцам-грекам.
– Пустые слова! – по лицу Кароля скользнула брезгливая улыбка. Он не собирался выслушивать политические прогнозы этого опустившегося человека. – Султан Абдул-Хамид еще возьмет треклятых москалей за горло! Русские совершенно напрасно вообразили, что Речь Посполитая – их провинция.
– Кто знает… Быть может, это Россия возьмет за горло Оттоманскую Порту, – возразил врач. – А пока – берегите вашу гречанку, соглядатаи султана нынче повсюду…
– Посольство Речи Посполитой неприкосновенно! – горячо воскликнул поляк.
– Посольство – да, но если она решит выйти на улицу? Не будете же вы вечно прятать ее в четырех стенах?
