Но отец Григорий, всерьез убоявшись за свою жизнь, позвал на помощь прихожан с криком: «Вбивають! Рятуйте, православные!» Православные скрутили казацкого сына, как следует отлупили, «для ума и протрезвления», и связанного отвезли к уездному начальству. Антону грозил арест и суд, но всех этих «милостей» судьбы казацкий сын дожидаться не стал. Он сбежал из-под стражи и отправился туда, где издавна привечали беглых, – в курени Запорожской Сечи. Предсказание священника сбылось: отчаявшийся жених стал сечевым казаком.
Накануне побега Андрей Коваль попросил о свидании с сыном. Уездное начальство не посмело отказать ветерану Северной войны.
– Чуяло мое отцовское сердце, что не приведет к добру это сватовство! – сказал сыну Андрей Коваль. – Хотел видеть тебя ученым, вот и разрешил в Киев ехать. Но не судьба тебе быть священником. Тебе, сынку, одна дорога – на Сечь.
Старый вояка снял с себя саблю, достал пару кремневых пистолей, положил их на большой платок. Дал сыну краюху хлеба с салом и несколько монет, крепко обнял.
– Помнишь, – тихо сказал он, – как мальчишкой ты играл в казаков с сыном моего боевого друга, майора Потемкина? Как мечтал стать атаманом, верховодить кошем в Сечи? Иди в Сечь, сынку…
Антон Коваль сбежал на рассвете. Перед тем как уйти на Сечь, он успел тайно повидаться с Ульяной.
– Я вернусь за тобой, – целуя любимую, говорил Антон, – я обязательно вернусь за тобой. Я вернусь в чести и славе, и тогда твой отец не посмеет мне отказать. Только дождись меня, кохана…
– Я буду ждать тебя, – помертвевшими губами шептала Ульяна, – столько, сколько понадобится.
Потом она припала к нему, словно мертвая. С трудом Антон оторвал от себя ту, которую побоялся взять с собой. Что его ожидало? Бегство, неизвестность, лишения, опасность… Разве мог он разделить все эти несчастья и испытания на двоих, словно краюху хлеба, взятую в дорогу? Антон решил вернуться за Ульяной в чести и славе, сечевым полковником, которому никто не посмеет отказать.
Он ушел, тщетно пытаясь не оглядываться, с душой, словно навсегда сведенной судорогой мертвой, глухой тоски. Лицо любимой было неестественно застывшим, бледным, как молочная полоса рассвета. Она смотрела ему вслед, сколько могла, а потом, словно замертво, упала на дорогу. На дороге ее нашел отец Григорий. Ульяна долго болела и просила каждого сечевого казака, который приходил в их село на побывку, передавать весточки Антону…
В Сечи сын Андрея Коваля назвался Антоном Головатым из селения Новые Санжары. Селение это он хорошо знал, так как бывал там неоднократно. Имя Головатый (башковитый, умный) пришло из детства – так называл Антона сын Александра Васильевича Потемкина, неугомонный Грицько, сам за вихры прозванный Нечесой.
Антон был зачислен казаком Кущевского куреня. В Сечи быстро оценили неугомонный ум молодого казака. Его авторитет держался на храбрости, отчаянности и справедливости. Головатый даже ездил в Петербург, к самой царице, где, к своему удивлению, встретил Грицько Нечесу. Друг детских лет, с которым они когда-то играли в запорожцев, был в фаворе у государыни, и старому знакомому обрадовался.
– Мне нужны надежные люди на Украине, – говорил Грицько. – Тебя изберут писарем Самарской паланки, но ты должен помочь мне, старый друже. Будешь в чести – вернешься к своей Ульяне. Я сам буду тебе сватом. Мне никто не откажет!
Головатый согласился служить Грицьку Нечесе. В Сечи Головатого неоднократно избирали «столичником», а когда императрица Екатерина ликвидировала старую Сечь, Головатый получил звание капитана и земельный надел в Старом Кодаке. Вместе с Грицько Нечесой и верными казаками Головатый оказался и у стен крепости Озю.
– Когда возьмем крепость, я отпущу тебя к Ульяне, – пообещал Головатому Потемкин. – Пожалую полковником, вернешься, как хотел, в чести и славе. Только помоги мне взять Озю. У Александра Васильевича Суворова есть блестящий прожект – касательно тебя и шотландского храбреца, Поля Джонса. Поступишь под начало к Джонсу, дальше расскажем, как быть. Только писем от коханой перед боем не читай – твое сердце должно быть твердым, а не мягким, как воск. Ступай, Антон. Мое слово крепкое – возьмем крепость, станешь свободным. А пока – терпи, казак, атаманом будешь!
Так Антон Головатый поступил под начало к американцу шотландского происхождения – адмиралу Джонсу. Между тем в родном селе Головатого отец Григорий давно раскаялся в своей непреклонной решимости спасти дочь от сечевого казака. Уже давно священник не мог смотреть дочери в глаза – с тех самых пор, когда нашел ее полумертвой на дороге.
Ульяна ждала Антона каждый день, и отец ощущал ее тоску ежеминутно. Словно змея, шевелилась дочерняя боль у него под сердцем. Однажды отец Григорий не сдержался и в письме попросил Антона вернуться. Но теперь Головатого не отпускало воинского начальство.
Антон приехал в родное село только однажды, на похороны отца. На пороге церкви, где должны были отпевать Андрея Коваля, стоял отец Григорий, и Головатый не сразу узнал его, таким бесконечно виноватым и даже жалким был его жестокий обидчик.
– Приехал! – сказал священник. – И слава Богу, что приехал. Иди в храм – там она. За тебя молится, свечи ставит. Тебе – во здравие, отцу твоему – за упокой. Ты прости меня, Антон Коваль, хотел я дочь свою от беды спасти, да погубил, видно.
– Мне завтра в полк возвращаться, – признался Головатый. – Один день у меня всего, панотец. Я теперь казацкая душа, зовусь Головатым и служу Грицьку Нечесе – большому человеку, князю Потемкину.
– Ее любишь по-прежнему? – спросил священник.
– Словно жену люблю, – твердо ответил Антон. – Как на исповеди скажу, были у меня другие, но ее не забыл.
– Тогда отца твоего отпою, а тебя с Ульяной в сей же день обвенчаю, – решил священник. – Чтобы женой она тебя ждала. Согласен?
– За честь почту, – ответил Коваль.
Ульяна стояла перед иконой Богородицы Семистрельной. Глаза опущены, губы скорбно сжаты, на голове – темный платок. Когда увидела Антона, тихо просияла, словно первая звезда на небе.
– Ты вернулся? – не смея поверить своему счастью, спросила она.
– Нет, кохана, – ответил Головатый. – Я на побывку приехал. Отца похоронить. Когда отца моего отпоют, нас с тобой – обвенчают.
После похорон Андрея Коваля отец Григорий обвенчал молодых. Наутро Антон вскочил в седло. «Чекай на мене! – сказал он любимой. – Буду вільним, приїду до тебе… І вже більше на війну не піду»
[23]. Она ждала и почти каждый день писала Антону трогательные, беспомощные письма, которые он не мог читать без явственной душевной боли. Теперь судьба Антона и Ульяны зависела от князя Потемкина, крепости Озю и американского авантюриста Поля Джонса…
Глава 3
Личный враг короля Георга III
