Запасной выход клуба все еще был приоткрыт, и Смык инстинктивно заполз в эту щель, забился в нее, как таракан, увернувшийся от просвистевшего в миллиметре несущего смерть веника. Когда закрывшаяся дверь отгородила его от побоища, к нему отчасти вернулась способность соображать. Этот бесноватый, который сломал ему руку, как сухую ветку, и сейчас доламывал Красного и Пирога, наверняка захочет вернуться и спросить у Моряка, откуда под дверью взялась засада. На Моряка плевать, но вот если этот козел, возвращаясь, обнаружит в коридоре его. Смыка… Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи: после краткого знакомства с Французовым у Смыка осталось ощущение как от столкновения с трамваем. Это было быстро, твердо и сокрушительно – конечно же, вовсе не для трамвая, а для Смыка и его коллег. Вдобавок это было очень больно. Повторять этот опыт Смыку не хотелось. Оглянувшись, он увидел дверь в туалет и, с трудом поднявшись на колени и опираясь о пол здоровой рукой, на трех конечностях, как покалеченный пес, заковылял туда. Добравшись до туалета, он заперся там на задвижку и обессиленно опустился на грязный кафельный пол, с облегчением прислонившись пылающим лбом к холодному фаянсу унитаза.
Глава 9
Монтировка с глухим похоронным звоном отлетела в сторону, и последний из нападавших, неловко взмахнув руками, словно пьяная ворона, забывшая, что именно нужно делать для того, чтобы взлететь, с тупым звуком врезался головой в дверцу своего вездехода и съехал на асфальт, не подавая признаков жизни. Юрий немного удивился: удар был не настолько силен, чтобы выключить крепкого молодого мужчину, но тот, похоже, и впрямь потерял сознание. Французов пожал плечами. Он был далек от того, чтобы делать обобщения типа "ну и молодежь нынче пошла", полагая, что каждый волен сам выбирать себе образ жизни. Если ты слаб, не лезь драться, а если все-таки полез, потом не жалуйся.
Впрочем, никто и не жаловался. Все лежали тихо и мирно, до поры пребывая в блаженном неведении относительно заработанных в этом сражении увечий.
Юрий невесело усмехнулся: тоже мне, сражение.
На все про все ушло не более пяти минут, хотя, как всегда, казалось, будто драка длилась бесконечно. Французов закурил, внимательно приглядываясь к своим рукам, – не дрожат ли. Руки не дрожали, огонек зажигалки ни разу не встрепенулся, пока капитан неторопливо прикуривал сигарету. Курить хотелось неимоверно – опять же, как всегда после драки.
Жадно затягиваясь, капитан зачем-то пересчитал валявшиеся вокруг тела. Их было четыре – кто-то все-таки уполз. Похоже, тот самый, что напал первым и чуть было не проделал в капитане Французове дополнительное вентиляционное отверстие.
Юрий опустил глаза вниз и с некоторым огорчением заметил, что этому типу удалось даже больше, чем он думал: его светло-серая спортивная куртка была аккуратно прорезана насквозь от левой стороны груди почти до правого нижнего кармана и свисала живописными клочьями, демонстрируя скользкую серебристую ткань подкладки. "Вот скотина, – подумал Юрий, – теперь придется новую куртку покупать. Надо из этого Погодина компенсацию выбить, что ли." Куда подевался Смык, ему было неинтересно. Капитан точно знал, что теперь этот противник опасности не представляет и его можно сбросить со счетов.
Жадно, в три длинных затяжки докурив сигарету до самого фильтра, Французов отшвырнул окурок и огляделся. Пистолет отыскался быстро. Он лежал в сторонке, именно там, где Юрий и рассчитывал его увидеть, и тускло поблескивал в свете фонаря. Капитан подобрал оружие и сунул его в карман. На секунду у него возникло искушение просто повернуться и отправиться домой, по дороге выбросив пистолет в Неву. Ирка, наверное, уже совсем заждалась и выдаст ему по первое число.
Она, конечно, отходчивая, но, пожалуй, не стоит этим злоупотреблять. Зайти куда-нибудь, где есть телефон, вызвать "скорую", милицию, потом взять такси и уехать отсюда к чертовой матери. А с Погодиным и прочей сволочью пускай разбирается Ярцев или кто-нибудь еще, кому это полагается по долгу службы.
Это было вполне логичное решение, и капитан Французов очень удивился, обнаружив себя идущим по коридору первого этажа в сторону лестницы. Коридор по-прежнему был пустынен, и в этом капитану чудилось что-то ирреальное. Он словно попал в виртуальный мир, где вовсе не было случайных прохожих и вообще обыкновенных людей, а в пустых, плохо освещенных коридорах можно было встретить только какую-нибудь зубастую нечисть, охотящуюся исключительно за тобой. В общем-то, решил он, это объясняется очень просто: на дворе почти ночь, персонал клуба разошелся по домам, а те, кто занят обслуживанием посетителей в ресторане и на ринге, давно находятся на своих рабочих местах.
Мягко ступая по фальшивому мрамору ступенек своими старыми кроссовками, капитан поднялся на второй этаж и двинулся по коридору, на всякий случай пробуя все двери подряд: он собирался заняться Погодиным вплотную, и свидетели ему были не нужны. "С чего это ты решил, что Погодин еще здесь? – спросил он себя. – Дерьмовый сукин сын мог давным-давно убраться восвояси, особенно если догадался выглянуть в окно и видел, что произошло с теми, кого он так опрометчиво вызвал." Такой вариант развития событий был наиболее вероятным, но Французов не повернул назад: он привык, взявшись за дело, доводить его до конца. Даже если Погодин успел сбежать, он мог забыть в кабинете что-нибудь интересное. Вряд ли, конечно, но проверить стоило.
По мере того как капитан приближался к кабинету Погодина, доносившаяся откуда-то музыка становилась все громче. Пела какая-то группа, сделавшая себе имя на зэковских песнях. В последнее время этот жанр приобретал все большую популярность, конкурируя с обычной попсой. Французов решил было, что кто-то просто забыл выключить в кабинете радио, но тут песня закончилась, и после коротенькой паузы зазвучала другая, почти неотличимая от первой ни по форме, ни по содержанию. Это был целый альбом, а значит, кто-то еще сидел здесь и крутил магнитофон, успокаивая растревоженные нервы.
"И кто бы это мог быть?" – с веселым бешенством подумал Юрий, останавливаясь перед дверью погодинского кабинета. Музыка доносилась оттуда, хотя из-под двери не пробивалось ни единого лучика света.
Французов улыбнулся улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего тому, кому она была адресована, и распахнул дверь.
В кабинете было темно, пахло дымом дорогих сигарет и на всю катушку грохотала музыка. Просочившийся из коридора свет позволял разглядеть сидевшего за столом Погодина. Глаза Федора Андреевича были блаженно закрыты, слева от него светился зеленым дисплей дорогой стереосистемы, а в губах периодически разгорался и потухал оранжевый огонек тлеющей сигареты. Погодин релаксировал по полной программе, не хватало только бутылки чего-нибудь покрепче да массажиста, а еще лучше – массажистки в наброшенном на голое тело мини-халатике из прозрачного нейлона.
Впрочем, Погодин не выглядел "новым русским", отдыхающим после напряженного дня. Юрий несколько секунд колебался, пытаясь сообразить, кого же напоминает ему слушающий музыку Погодин, и не понимая, зачем ему это надо, но тут сравнение наконец отыскалось: Погодин сейчас был вылитый зек, кайфующий на своей шконке в углу барака после долгого, проведенного на лесоповале дня. Немедленно в памяти всплыло название группы, песня которой доносилась из вибрирующих динамиков. Она так и называлась – "Лесоповал". И тут Погодин, похоже, что-то почувствовал, резко открыл глаза и щелкнул выключателем настольной лампы. Юрий оторвал плечо от дверного косяка, к которому привалился, отдыхая, и сделал неторопливый шаг вперед.
