Кристина рассмеялась. Это было довольно точное наблюдение. Однако она давно раскусила тактику Изобел и вернулась к теме.
– Гектор имел все основания сердиться на тебя, – сказала она. – Подслушивать очень дурно.
– Я только хотела убедиться, что с тобой все хорошо, пояснила Изобел. – Я способна постоять за себя, хотя спасибо тебе за заботу. Он тебе нравится.
– Конечно. Он мой муж, а кроме того, он… по крайней мере иногда… очень обаятельный молодой человек.
– Это я поняла. Мне он тоже нравится, но я думала, что он смотрит только на Мариоту. Теперь я не так в этом уверена, но он довольно скрытный, правда?
– Вынуждена с тобой согласиться.
– Ты поэтому сердишься?
– И вовсе я не сержусь, по крайней мере на него. И ни на кого не сержусь, – подумав, добавила Кристина.
– Неправда, сердишься. Сердишься, даже когда смеешься. А Мариота всегда врет, даже когда говорит правду.
– Изобел?!
– Но это же так, Кристина. Она никогда ничего не говорит просто так. Она все преувеличивает, так что даже когда она честна, она лжет.
Кристина задумалась, но Изобел была права. Мариота действительно любила приврать.
Девочка смотрела на нее и терпеливо ждала ответа. Ее голубые глаза были ясны, а розовые губы приоткрыты, как будто она продолжала доказывать Кристине свою точку зрения.
Но Кристина уже поняла ее.
– Я действительно все время сердитая? – спросила она.
Изобел кивнула, затем, улыбнувшись, добавила:
– Возможно, это тоже преувеличение, но ты часто выглядишь злой, и это бросается в глаза. Почему ты так изменилась, Кристина?
– Не могу тебе ответить, – честно сказала та. – Я не знала, что это так заметно. Ты умна не по годам, Изобел. Ты все видишь. Как это тебе удается?
– Я просто наблюдаю за людьми, – ответила Изобел. – Смотрю и учусь.
– И еще слушаешь и учишься, – подмигнула Кристина.
Изобел скорчила гримаску.
– Ну да, и слушаю.
– Нам всем не помешало бы прислушиваться к тому, что происходит вокруг, – вздохнула Кристина.
Изобел улыбнулась и снова начала складывать дрова, но через минуту сказала:
– Если хочешь уединиться, пойди посиди в своей башне.
Решив, что это прекрасный совет, особенно сейчас, когда ей нужно было многое обдумать, Кристина сразу направилась туда, но по дороге обдумывала не события последних дней, а слова сестренки.
Сердитая? Как странно! Она никогда не считала себя гневливой. Конечно, Кристина иногда огорчалась, разочаровывалась и даже, возможно, расстраивалась, но гнев – это слишком сильное слово для описания ее чувств. Правда, было несколько случаев, когда злые слова так и рвались наружу, а пару раз они даже находили выход, и тогда ей приходилось горько жалеть о сказанном.
Вдруг ее пронзило воспоминание о солнечном утре в саду Халамина, когда мать выговаривала ей за недостойное поведение.
– Леди не дарят свои чувства всему миру, – сурово говорила леди Маклауд. – Леди должны служить примером для подражания людям неблагородным. Вежливость и умеренность – наш долг, Кристина, и мы, Маклауды, никогда не забываем об этом.
Образ матери возник перед ней с такой отчетливостью, как если бы та вошла в комнатку в башне и заговорила с ней. Леди Маклауд всегда знала, как себя вести.
Кристина не могла припомнить ни одной ситуации, когда мать выглядела сломленной – только смерть взяла над ней верх. Но смерть пришла за ней слишком рано – прежде чем та успела передать всю свою мудрость дочери. Смерть оставила Кристину один на один с жестоким миром, почти беззащитную перед его трудностями и тяготами.
Девушка не заметила, что по ее щекам текут слезы. Но она машинально провела рукой по щеке, стирая влагу. И этот жест испугал ее и выпустил на волю скопившееся напряжение.
Раньше чем она успела совладать с собой, собственные рыдания оглушили ее. Не в силах остановиться, не в силах найти стул и сесть, Кристина опустилась на пол, обхватив себя руками в отчаянии. Ее трясло, все тело болело, глаза ничего не видели от слез. Потом на смену рыданиям пришла мелкая дрожь – никто не слышал ее, потому что никого вокруг не было. Никто не шел за Кристиной, и только небеса знали, как эта девушка много делала, чтобы смягчить чужое горе и осушить чужие слезы. Но разве мог кто-нибудь сделать то же для бедной Кристины?
Поток слез прервался так же внезапно, как и начался. Она вдруг поняла, что горе превратилось в жалость к себе – ту жалость, которую она презирала в окружающих. Разве у нее нет гордости? Достоинства? Власти над собой?
Она вытерла лицо рукавом – неловко, быстро и нетерпеливо. Оставалось убрать с лица мокрые пряди волос, но тут дверь в комнатку неожиданно отворилась.
Потрясенный Гектор стоял на пороге и смотрел на нее.
Глава 11
Он сразу понял, что Кристина плакала, и укорил себя за то, что был несправедлив к ней. Из фразы Изобел и довольно наивного щебетания Мариоты он понял, что они ослушались его указаний, и ни Изобел, ни Кристину в этом винить было нельзя. Он вспомнил, как безосновательно обвинил жену в зависти, и поморщился.
На самом деле он не замечал в ней никаких признаков зависти к сестре, но Мариота иногда позволяла себе намекать на это, и в запале, рассердившись на Кристину, сомневавшуюся в его правоте, он бросил это глупое обвинение ей в лицо.
Почувствовав раскаяние, Гектор решил найти ее и теперь бросился к жене, бережно взял ее под локти и поднял на ноги.
– Что случилось? Что тебя так расстроило? Мои слова?
Сначала она боялась смотреть ему в лицо и потупилась. Ему хотелось видеть ее глаза, чтобы понять ее чувства, а еще – проверить, сохранили ли они даже теперь, в минуту печали, свой золотистый цвет, так поразивший его когда-то. Он захотел привлечь ее к себе, обнять и удостовериться, что она в безопасности, – и это желание удивило его.
Гектор пытался убедить самого себя, что такое чувство естественно по отношению к любому плачущему человеку, но здесь было что-то другое. Он боялся, что Кристина оттолкнет его, если он попытается заключить ее в объятия. Она всегда была такой самостоятельной и невозмутимой. Ему пришло в голову, что иногда поведение супруги заставляло его устыдиться своих манер, как если бы она была его матерью – что, конечно, было абсурдно. Да, она была заботливой, любящей и доброй, но разве эти золотистые глаза и шелковая кожа вызывали у него сыновние чувства? Взяв жену за плечи, он ощутил ее дрожь и вспомнил, какими мягкими и зовущими всегда выглядели ее губы. Он захотел увидеть их снова.
– Посмотри на меня, Кристина, – сказал Гектор – пожалуй, резче, чем хотел бы.
Но его слова возымели действие – она подняла глаза. Они были такими же золотистыми, но сейчас в них мелькали зеленые искорки, наверное, от зелени ее платья. Кристина молчала, но ее нижняя губа подрагивала. Она заплакала бы снова, но Гектор решил помешать этому.
