– О, сэр, я полагаю, для меня самая большая угроза исходит от вас. И считаю, вы достаточно могущественны, чтобы защитить Лидию и Джеймса, если против них будут выдвинуты обвинения. Сейчас меня больше всего волнует судьба присутствовавших на маскараде – леди Примроуз и ее гостей.
– Аресты вообще не были произведены, но не думайте, моя власть не так велика, чтобы защитить любого, кого обвинят в государственной измене. Здесь не будет играть роль, кто изменник и кем он мне приходится. Я ничего не смогу сделать. Более того, многим не понравились мои выступления в защиту некоего шотландца, участника восстания. В конце концов его отпустили, но кое-кто затаил злобу и при случае сразу же припомнит мне связи с якобитами.
– Кого же отпустили, позвольте узнать?
– Мак-Киннона.
– О, но это же замечательно! Папа будет очень рад, он беспокоился о здоровье Мак-Киннона.
– Мак-Киннон заявил, что не знает вашего отца.
– Вы его спрашивали? – Ротвелл кивнул. – Почему вы решили добиться его освобождения?
– Потому что верю: мы быстрее добьемся согласия между нашими странами, если перестанем наполнять тюрьмы мучениками.
– О… – Некоторое время Мэгги обдумывала его слова, затем криво улыбнулась: – Я надеялась, сэр, что вы немного сочувствуете нашему делу.
— Нет. Я не сочувствую предателям. Она вспыхнула и сверкнула глазами, мгновенно разозлившись.
– Не все из нас предатели, хотя Георг и ваше драгоценное правительство предпочитают считать нас таковыми. Им нет дела до тех ужасов, которые творила армия Кумберленда после поражения горцев под Каллоденом. Нет дела до шотландских мужчин, женщин и детей, которых выгнали из своих домов и оставили голодать и умирать на улицах. Нет дела до тех, кого хладнокровно убили. Я знаю, англичане ненавидят шотландцев, но мы гордый народ, сэр. И нас не удастся сломить.
– Да, шотландская гордость общеизвестна. Но для цивилизованного человека тем более непонятно, почему среди таких гордецов очень много нищих и завистников и почему вы так склонны заниматься крючкотворством.
– Как вы смеете! – возмущенно воскликнула Мэгги. Ротвелл пожал плечами и подумал, что девушке необходимо преподнести урок вежливости.
– Я всего-навсего говорю правду. Ваших друзей-шотландцев отличают грубость, дикое пристрастие к дракам и войнам, безрассудное неуважение к закону и порядку. И не пытайтесь доказать, что вы и ваш отец из другого теста. Хотя он и не был уличен в участии в восстании, не сомневаюсь, он так же виновен, как Мак-Киннон. Единственная разница между ними – на следующий день после поражения под Каллоденом ваш отец не принял участия в собрании старейшин. Но, возможно, он просто трус и негодяй.
Мэгги дала ему пощечину – явно не подумав, что он может ответить тем же, – и возмущенно закричала:
– Ротвелл, вы ничего не знаете о шотландцах, сидите в Лондоне – невредимый, сытый и самодовольный, окруженный несметным богатством и могущественными друзьями! Вам никогда и ни за что не приходилось бороться! Состояние досталось по наследству. Не сомневаюсь, вместе с богатством вы унаследовали и власть! Но у моего отца на плечах ответственность за весь род. Он знает проблемы каждого из общины. Ему удается защищать и поддерживать всех своих людей, несмотря на препятствия, которые чинят на его пути англичане! Вы, англичане, – в голосе зазвучало презрение, – нарушили каждое ваше слово в Договоре об объединении, чтобы захватить никогда вам не принадлежавшее и оправдать убийства, погромы и насилие!
– Хватит, – резко сказал Ротвелл, стараясь не показать, что все еще чувствует боль от пощечины. – Своим действием вы только что доказали, моя девочка, насколько шотландцы необузданны и склонны к насилию. Но ваши аргументы неубедительны. Что плохого в унаследовании богатства и влияния в обществе? Кажется, и ваш отец именно таким способом стал во главе рода, а вы вряд ли ведете жизнь, полную невзгод и лишений. Судя по образованию и самоуверенности, вы стоите намного выше всех остальных в вашей общине, разве не так? Но давайте прекратим оскорблять друг друга, мы и так отклонились от вопроса, действительно имеющего значение.
– Возможно, это имеет значение только для вас, – отрезала Мэгги, но по выражению лица Ротвелл понял – она очень огорчена. «Может быть, сожалеет, что дала пощечину», – с надеждой подумал он.
– Вы вольны думать обо мне, что хотите, но прежде чем мы закончим, должны понять, насколько ваш поступок пагубен для Лидии.
– Вы же знаете, почему я туда пошла, и должны понимать – у меня не было другого выбора, кроме как взять ее с собой.
Конечно, Ротвелл понимал, как никто другой, что представляет собой его сестра. Тем не менее тон его был сердитым:
– Сейчас главное, что вы обе там были. Вполне возможно, власти так и не узнают об этом, но если все откроется, я не смогу никого защитить. Я уже говорил, у меня есть враги, которые будут рады обвинить не только Лидию, но заодно и всю семью в государственной измене. А за измену грозит казнь через повешение! – Увидев на лице девушки страх, Ротвелл поспешно добавил: – Я не говорю, что они обязательно пойдут так далеко, обычно казнят только тех, кто действительно пытался совершить переворот, а что касается тех, кто меня поддерживает к на кого я имею влияние… узнай они, что я прятал в своем доме якобитку и был на якобитском маскараде, все разом от меня отвернутся и никто не скажет ни слова в мою защиту.
– Но как они узнают?
– Узнают, – горько произнес Ротвелл, только сейчас осознав, какую глупость совершил, взяв в доме Райдёра маскарадный костюм. Тогда это показалось забавным, а сейчас он удивился своему легкомыслию.
Мэгги внимательно посмотрела ему в глаза.
– Вы действительно отошлете Лидию из Лондона?
– Я должен. Завтра утром она уедет в Дербишир, как только они с матерью соберут вещи. Я бы отправил их сегодня, но мачеха ни за что не поедет в воскресенье. Не уверен, что Лидия сможет долго держать язык за зубами, но сделаю все возможное, чтобы спасти ее от ареста, а может быть, и виселицы. Но если все же станет известно, что она была на том проклятом маскараде, восстановить ее репутацию вряд ли удастся.
– Но мы были в масках!
– Вы хотите сказать, что никто не узнал Лидию? А как насчет Деверилла? Вы уверены, что можно доверять этому болтуну? Я, например, нисколько не уверен.
Неожиданно, к неописуемому ужасу Ротвелла, глаза девушки наполнились слезами, и вскоре слезы потоком заструились по щекам.
– Господи, не плачьте! – находясь в полной растерянности и не сознавая, что делает, он взял девушку за плечи, притянул к себе и позволил выплакаться у себя на груди.
ГЛАВА 10
Мэгги позволила себе непривычную роскошь быть утешенной. Пожалуй, ей никогда не приходилось плакать у кого-то на груди. Чувство было настолько приятным, что она не сразу нашла в себе силы справиться с эмоциями и высвободиться из объятий Ротвелла. Ей показалось, что на какое-то мгновение он еще теснее прижал ее к груди, как бы не желая отпускать, но затем все же отпустил. Мэгги вынула из манжеты кружевной носовой платочек, вытерла слезы и попыталась собраться с мыслями.
