Неразбериха произошла и с профессиями, приобретенными по наследству. Потомки Санди были психологами и летчиками-истребителями, психологами и инженерами-нефтяниками, психологами и… Каждый раз, когда кто-нибудь из потомков соединялся с партнером, который тоже использовал передающееся универсальное знание, он добавлял к своему багажу и то, что привносил в их союз новичок. Таким образом, число «внутренних личностей», интимных дневников и профессий возрастало в геометрической прогрессии. Это было ужасно. Невообразимый хаос, воцарившийся в их головах, в конце концов толкнул потомков Санди на самоубийство.
Проснувшись среди ночи, она почувствовала, что обливается потом. Рана снова кровоточила, все простыни были испачканы. Санди пришлось встать и сделать перевязку. Поняв, что просто заснуть не удастся, она приняла таблетку снотворного.
Проспав остаток ночи без сновидений, утром Санди долго не могла подняться с постели. Ее преследовал вчерашний кошмар. Она продолжала вспоминать его, в мозгу все время прокручивались отдельные детали, словно речь шла о работе и женщине предстояло дать о ней подробный отчет. Ее мутило, и она не смогла выпить даже чашку кофе.
«Утренняя тошнота, – подумала Санди. – Явный симптом беременности».
С момента как она проглотила снадобье Декстера, ее не покидал суеверный ужас. Нелепость, но она ничего не могла с этим поделать. Увидев свое отражение в зеркале ванной, Санди содрогнулась: голова в беспорядке, под глазами круги, серый цвет лица. Пришлось спешно наложить макияж. Она не должна была заставлять ждать Джудит Пакхей.
Как и было условлено, мать Робина ждала ее у входа в больницу. Она казалась скованной, было заметно, что ее нервы на пределе. Когда они вместе направились к детскому корпусу, Джудит вдруг запаниковала и Санди подумала, что ее спутница вот-вот убежит. Чтобы дать Джудит время справиться с волнением, Санди отвела ее в больничный кафетерий. Сидя за столиком перед чашечками дрянного кофе, женщины молча разглядывали друг друга.
– Вы вряд ли поймете, – еле слышно сказала Джудит. – Это трудно объяснить… Я и сама запуталась. После его возвращения в доме все пошло кувырком.
– Как самочувствие вашего отца? – поинтересовалась Санди.
Джудит сделала неопределенный жест рукой.
– По-прежнему прикован к постели, – вздохнула она. – И неизвестно, удастся ли ему встать. День на день не приходится: то он нормально со всеми общается, то никого не узнает. Доктор говорит, что он может остаться таким до самой смерти. В его голове что-то неладно, закупорка сосуда. Парализована левая половина тела. Жить стало трудно: нужно всегда находиться рядом, ухаживать за ним, содержать в чистоте и всякое такое.
– Вы не хотите поместить его в лечебницу? – спросила Санди.
– У меня нет страхового свидетельства… И потом, в деревне это не принято. Так поступают городские, а у нас стариков не посылают умирать в больницы. Дело в другом. Видите ли… при нем я не могу забрать Робина, это невозможно. Тем более что мальчик тоже нездоров. С двумя мне не справиться.
Пальцы Джудит не переставая скользили по пластмассовой чашке. Кофе давно остыл, впрочем, она сделала всего глоток. Джудит выглядела усталой: тусклая кожа, покрасневшие глаза.
– Мне не хватает Робина… – снова вздохнула она. – Стыдно в этом признаваться, отец так плох… Но никуда не денешься. Мальчик пробыл у нас недолго, но… полностью меня изменил. Я опять начала рисовать. Ужасно! Пользуясь беспомощностью отца, тем, что он не может призвать меня к порядку, я вытащила свои картины из сарая и вернулась к прежним занятиям.
– Ну-ка расскажите… – попросила Санди. – Я не знала, что вы художница.
С трудом подбирая слова, Джудит Пакхей поведала, как Робин случайно обнаружил в сарае среди ящиков с пустыми банками полотна, написанные ею в молодости, и о впечатлении, которое произвела на него находка. Санди поняла, что восторженный отзыв мальчугана что-то разблокировал в сознании женщины, давно забросившей живопись.
– Меня мучает совесть, – прошептала Джудит. – В то время как несчастный отец страдает от одиночества этажом выше, я устраиваюсь перед мольбертом и пишу… Можно ли это понять? И все из-за него. Робин сделал меня такой. Он наводит порчу, в нем присутствует какое-то зло. Редкий дар возбуждать самые дурные инстинкты в людях, которые с ним соприкасаются. Робин опасен. Джедеди сразу его раскусил и попытался принять меры. Глупо осуждать отца.
Вместе с кисловатым запахом пота от Джудит исходило ощущение тревоги и смятения, внутреннего разлада. Санди дотронулась до руки своей собеседницы. Та вздрогнула, словно в этом жесте было что-то не совсем приличное.
– Робин… В один прекрасный день он является… – продолжила Джудит, упорно стараясь не смотреть на Санди, – в дом к честным людям и смущает души, вносит сумятицу в их умы. После него все теряет смысл. Он как магнит притягивает всеобщее внимание… Поглощает всю любовь, которая есть у матери, и другим детям ничего не остается. С тех пор как Робин ушел из дома, Бонни, Понзо и Дорана кажутся мне… неинтересными . Ужасно, согласитесь? Я смотрю на детей и нахожу их пресными, примитивными и удивляюсь, что раньше была к ним привязана. Представьте… будто вы встретили прежнего любовника, который когда-то заставлял трепетать ваше сердце, и подумали: «Боже! Как же он банален! Что я могла находить в нем необыкновенного?» Так случилось и со мной. Я просто потеряла рассудок. Будь отец в полном сознании, я попросила бы его наказать меня, сурово наказать. Уверена, это принесло бы мне облегчение.
Минут десять Санди пыталась убедить Джудит перестать мучиться угрызениями совести, ведь в ее поведении не было ничего предосудительного, но вскоре поняла, что зря тратит время.
– Пустые разговоры, – резко оборвала ее мать Робина. – Насчет психологов мне все известно. Люди платят вам, чтобы получить отпущение грехов, попросту взваливают их на вас. Они дают деньги, а вы принимаете зло на свою душу, записываете себе на счет. После смерти вам прямая дорога в ад, где придется искупать преступления, которых вы не совершали. Посмотрим тогда, что вы запоете!
– Ошибаетесь, – заметила Санди. – Я хочу вам помочь.
– Полно, – усмехнулась Джудит, – не считайте меня идиоткой! Отец объяснял мне, на чем построен ваш «мелкий бизнес». В средние века в Европе уже были люди, которым платили за то, чтобы они брали на себя чужое проклятие. Поменялось название, только и всего.
Казалось, еще немного, и она затеет скандал. Санди предпочла промолчать. Ее потрясло изменение, произошедшее в поведении Джудит за то время, пока они не виделись. Скорее всего чувство вины перед больным отцом заставило Джудит вновь обратиться к религиозной практике, от которой, как ей самой представлялось, она давно отошла. Продолжать диалог было бессмысленно. Вдруг Джудит подняла голову, и в ее глазах мелькнула хитринка, сразу придавшая лицу фальшивое, неискреннее выражение.
– Понимаю-понимаю, – проговорила она с нехорошей улыбкой. – Мальчишка и вас завлек в свои сети. Так и есть! Вы очарованы – видно невооруженным глазом! Да, он на всех действует одинаково. Даже Бонни и Понзо – а они его не любили! – не отстают от меня с вопросами, когда, мол, он вернется? Дальше ехать некуда. Подумать только, дети по нему скучают! Они едва с ним знакомы, а уже не могут без него обходиться. И с вами произошло то же самое. Ведь он вам нужен? Знаю, знаю, не отпирайтесь!
