Хотя городничий от некоторых ответов уклонялся, но можно было догадаться, что дела из рук вон плохи.
— Позвольте, я сейчас же еду к Фролову! — сказал капитан.
Городничий предложил свои дрожки, сказал, что сочтет за честь, и Невельской на рысаке помчался в город.
Когда Миша и городничий приехали к областному, там уже шла перепалка.
— Вот, возьмите с него, — сказал Невельской, бесцеремонно показывая на краснолицего коренастого Фролова, — коней нет, и грузы стоят на месте!
— Позвольте, Геннадий Иванович, я вам не сказал, что стоят-с… Я сказал, что распутица и нет возможности собрать коней в требуемом количестве.
— Что значит «в требуемом количестве»? Значит, коней нет!
— Что же я могу поделать?! Судите сами, я посылаю распоряжение, а якуты угоняют лошадей в горы.
— Но есть у них кони? Или они передохли? Почему вы дотянули до распутицы? Разве не следовало выехать самому, и разослать чиновников по тракту, и позаботиться во-вре-мя! Все должно быть на месте, в портах! — Капитан повернулся к Корсакову. — Вот мы с тобой должны расхлебывать всю эту кашу… Вы прекрасно знаете, — снова подходя к Фролову, сказал он, стараясь быть спокойным, — на Камчатке жизнь сотен людей будет зависеть от того, доставите вы грузы или нет…
Фролов глянул из-под бровей зло и хищно.
— Зная, что люди будут умирать с голоду, я бы на вашем месте ни минуты не посмел сидеть в Якутске! — раздражаясь, сказал Невельской.
— Геннадий Иванович! Вы не знаете, что за народ якутские старшины, — меняя тон, и стараясь быть любезным, и делая вид, что не замечает упреков и повышенного тона Невельского, сказал Фролов. — Вот поживете у нас, так узнаете… Да отдохните сначала. Геннадий Иванович и Михаил Семенович, вас все ждут, все желают вас к себе. Хорошо время проведете у нас на праздниках. А мы тем временем приготовим лучших лошадей.
— Я говорю с вами о деле и полагаю, что такие рассуждения неуместны, — холодно сказал капитан. — Я официально прошу вас именем генерал-губернатора немедленно представить мне полную картину движения грузов.
Фролов опять глянул зло.
— Да имейте в виду, — продолжал капитан, — что завтра же мы с Михаил Семенычем выедем на тракт, чтобы проверить все, что вы нам представите. Мы желаем сами во всем убедиться, пока не поздно. Генерал дал нам предписание принимать любые меры, действовать, как мы найдем нужным, исходя из обстоятельств.
— Как же вы поедете, когда нет дороги и нет коней? Да я и не смогу вас отправить.
Оказалось, что у Фролова к отъезду офицеров ничего не приготовлено. Дело не только в лошадях: нет ни одежды, ни проводников. Что было — забрал проехавший за несколько дней перед этим горный инженер Меглинский.
Муравьев отдал Меглинскому приказание начать работы в горах на вновь открытом богатом месторождении и намыть там за лето пуды золота. Про эти пуды губернатор никому, кроме Перовского, решил отчета не давать. Все это для будущей Амурской экспедиции. Губернатор идет на риск, а Фролов ничего не мог приготовить!
«Оставить нас без коней, без одежды и проводников! — подумал капитан. — И грузы стоят… Да ведь это черт знает что! Он хочет, чтобы пожили в Якутске и поплясали на балах… Что же мы, в балаган явились? Привык к развращенным чиновникам, которые за пляской с хорошенькой дамой да за кутежом позабудут все…» Мысль о танцах вдруг разъярила капитана.
А Фролов смотрел хитро, лицо его приняло льстивое выражение.
— Вам была бумага, где ясно все сказано, — сказал Невельской. — Вы знаете суть возложенного на вас поручения? Как же смели вы пренебречь своей обязанностью?
У него мелькнула мысль, что Фролов, как и все они тут, может быть, еще не верит в открытия на Амуре.
— Позвольте, однако… — обиделся Фролов.
— Оставить нас без средств к исполнению долга! Как вы смели?
— Как вы сказали? — обиженно отозвался Фролов.
— Молчать! — крикнул Невельской так, что вздрогнули находившиеся в комнате городничий и исправник. — У вас все в развале! Это равно измене!
— Позвольте, позвольте…
— Под суд пойдете!
Корсаков, краснея, вмешался в разговор.
— Требования Геннадия Ивановича вполне справедливы!
— Как вы смеете мне в глаза смотреть после этого?
— Как смеете, я спрашиваю? — Невельской ударил кулаком по столу.
Он был сильно возбужден, Миша еще не видал его таким.
«Все прорвалось! — подумал он, втайне радуясь, что Невельской закатил такую «распеканцию» бездельнику Фролову. — Областной действительно поступил гадко. Как можно было нам ничего не приготовить!»
Фролов полагал, что этакую уйму грузов сразу не перевезти, лошадей всех заготовить невозможно, что это дело нескольких лет, а не одного года, как желает Муравьев. Несколько сот лошадей с грузами двигались по тракту. Конечно, лошадей не хватает, во многих пунктах грузы лежат, но Фролов все же помнил про это.
Невельской изругал городничего и исправника. Как человек чуткий и дальновидный, он сразу уловил во всех здешних чиновниках тот же дух самодовольства, что и у Фролова. «Сознают, что в их руках все средства, что без них тут шагу не ступишь!»
— Вешать надо! — сказал он спокойно, подходя к Мише.
Фролов, было притихший, на этот раз не выдержал.
— Как изволили сказать? За что? Я верой и правдой… — закричал он. — Никогда за всю службу… ни от кого…
Слезы навернулись у него на глазах.
— Мол-чать! — накинулся на него Невельской. — Вам нет иного названия за все, что вы допустили! Помните! Вы подлец!
Миша ужаснулся. Такого скандала он не ожидал.
Фролов помертвел и зашатался. Городничий поддержал его.
«Вот ему подарок на пасху!» — в горе подумала жена Фролова, подслушивавшая у двери.
Едва вывели областного, как исправник, толстый и на вид неуклюжий человек, стал уверять, что сейчас перевернет весь Якутск, что кони будут, как из-под земли, что тотчас же закажет шить одежду и длинные болотные бродни, достанет наилучшие седла.
Утром чуть свет приехал городничий, привез Невельскому кожаный костюм для верховой езды. Он сказал, что Фролов отошел, с ним лучше, но сегодня еще болен. Городничий хитро улыбался.
— Бродней нет. Мечусь, мечусь, но пока еще не достал… Но все будет…
Городничий уехал.
Миша еще вчера уговаривал Невельского, что с Фроловым надо помириться, извиниться, быть может. Сегодня он опять помянул об этом.
— Я знаю, что говорю, Миша. Надо повесить подлеца, и извиняться к нему не пойду, пусть знает. Я их всех бы перевешал своей рукой. Я знаю, какой несу крест добровольно, на что иду, а они, подлецы, свои обязанности не могут исполнить! Что это за приглашение остаться в Якутске поплясать? Да я и государю, и военному суду скажу, что он — подлец…
