– Все с тобой понятно. Играть – так у Питера Брука, сниматься – так у Феллини, петь – так в Ла Скала…
– А любить – только королеву!
– Ну ладно, перестань. Ой, а мне мама карточку твою подарила! Повешу, любоваться буду!
– Это какую же? – спросил Леший с опаской.
– Да ту самую. Где ты маленький и без штанов.
– Кошмар! Ты только не вздумай и правда вешать, меня позорить!
– Чтой-то – позорить? Ты же любишь свои достоинства демонстрировать.
– Ну-у, так это избранным. Марин, серьезно…
– Нет, повешу обязательно. Рамочку куплю!
– Маринка!
– Да другую, другую. Там, где ты с гитарой. Такой красавец!
– А, эту! Эту можно. Фу! Прям от сердца отлегло.
– Значит, эту можно? А без штанов нельзя? А ты там такой славненький, пузатенький…
– Вот знаешь что? Давай мы лучше своего сделаем, маленького да славненького, и будем любоваться.
– Лёшка! Прекрати! – сказала Марина, отпихивая его руку, прокладывающую себе путь подо всеми одежками к ее груди. – Может, не прямо сейчас начнем делать-то?
Но все-таки позволила себя потискать и поцеловать.
– А тебе сколько там лет, с гитарой? Шестнадцать?
– Семнадцать, наверное.
– Влюбиться можно! Девушки небось за тобой бегали.
– Да ладно, какие там девушки! А тебе сколько было в то время?
– А это какой год? Семьдесят четвертый? Двенадцать.
– Так значит сейчас тебе…
– А тебе – тридцать… тридцать пять?
– А у тебя когда день рождения?
– Да ты вообще знаешь хоть что-нибудь про меня? Вот как мое отчество?
– А мое? Ты сама не знаешь!
– Я знаю: Злотников Алексей Михайлович.
– Да, я-то отчество твое не знаю…
– Сергеевна!
– Зато знаю фамилию!
– Ну, и какая у меня фамилия?!
– Фамилия у тебя такая же, как и у меня – Злотникова. Нет, ты, конечно, можешь и свою оставить или двойную взять. Но мне бы хотелось…
Они смотрели друг на друга смеющимися глазами:
– Это ты что? Это ты мне предложение, что ли, делаешь?
– Мне кажется – да. А тебе как кажется?
– Ага! – И она его поцеловала.
– Это что значит – согласна?
– Ну конечно, глупый!
Когда доехали, водитель – мужичок средних лет – вылез, помог Лешему перетащить к лифту многочисленную поклажу и все топтался, не уходил, пока они, наконец заметив, не уставились на него с удивлением.
– Ребята, вы это, – сказал он, смущаясь. – Вы… берегите себя, что ли! Ездишь целыми днями, одно дерьмо вокруг, а тут – вы, такие… Короче – совет да любовь!
Они растерянно смотрели ему вслед.
Часть пятая. Эта женщина
В середине октября Валерия пригласила Марину с Алексеем в гости на выходные.
– Точно, ты ей понравилась, – сказал, покачав головой, Алексей. – Меня одного не приглашала. Поедем?
– А где они живут?
– Раньше на Фрунзенской жили, сейчас целый особняк купили в центре, в Брюсовом переулке. А приглашают под Кострому, у них там дом.
– Так это же далеко!
– Часа четыре. Ну, пять. Она машину пришлет за нами. Мне давно хотелось их дом увидеть – говорят, что-то необыкновенное.
– Меня укачает в машине.
– В таких машинах не укачивает. И потом… Что-то мне подсказывает, что тебя теперь нигде не укачает.
– Ты думаешь?
И правда, такой… танк приехал! В салоне стоять можно. И не укачало. Шофер Виктор – крупный молчаливый парень – сразу надел наушники, но они все равно почему-то разговаривали шепотом и слегка нервничали. Лёшка всегда напрягался, когда общался с Валерией, хотя она бывала с ним исключительно любезна и доброжелательна. Тот семейный портрет дался ему очень непросто, а мужа Валерии – Анатолия – Лёшка вообще старался не вспоминать. Еще он очень не любил чувствовать себя бедным родственником, но Марина, которая тоже об этом думала, сказала:
– А наплевать! Лёш, мы такие, как есть – через себя не перепрыгнешь. Ты скажи, кто рядом с ними – не бедный родственник?
– И то верно.
Машина довольно долго ехала по огромному парку и подвезла к парадному входу, объехав по подъездной дорожке весь дом вокруг.
– С башенками, надо же! Посмотри, ни одного одинакового окна! – сказала Марина.
– Да, настоящий модерн. Прямо особняк Рябушинских. Хотя тот без башенок.
Дом был выстроен из светлого кирпича, бежевого и розового, украшен белыми барельефами – стилизованными цветами и женскими фигурами, разномастные окна красовались в затейливых наличниках, а стекла – Марина так и ахнула, разглядев: с фасками и гравировкой! Все четыре башенки тоже были разными по форме, хотя одинаковыми по высоте.
Валерия встретила их на пороге, одетая по-домашнему, но все равно элегантная. Волосы она заплела в косу – не длинную, но очень толстую, и Марина, ревниво покосившись, в очередной раз пожалела об отрезанных волосах.
– Как добрались? Сейчас вас проводят в ваши апартаменты, отдохнете немножко, а через час я вас буду ждать, покажу дом. Захотите, по саду погуляете. Ужин попозже. Анатолий задерживается, а Аркаша с Юлечкой скоро приедут.
– С Юлечкой?
– Да, Аркаша женился. Юлечка – прелесть! Скоро бабушкой стану.
– Ну, какая вы бабушка! – И Марина тут же смутилась от собственной смелости, но Валерия улыбнулась ей, и она успокоилась. Марина таращилась по сторонам и всему удивлялась.
– Вот мои красотки, Кира и Мила!
Появились близняшки. «Надо же, совсем одинаковые», – подумала Марина. Красивые девочки, складные. Лет по двенадцать им, пожалуй. С ними пришел важный на вид пес и сел, с интересом рассматривая гостей.
– Ой, огромный какой! Сенбернар?
– Это – Ипполит Матвеич. Он только с виду грозный, а так – сама доброта. А кто это тут у нас? А кто это там прячется? Ну-ка, посмотрим. А это Стёпочка! – и вывела из-за угла маленького чернокожего мальчика – только зубы сверкают, да белки глаз. Марина так и расплылась:
– Хорошенький какой! Шоколадка!
– Это Стёпочка. Ну, поздоровайся, не бойся!
Малыш застеснялся, уткнулся Валерии в бок. Потом засмеялся.
– Какое чудо! Стёпочка!
– Вообще-то он Стивен. А это наша няня, Наташа.
Улыбающаяся Наташа забрала малыша, а тот все оглядывался и заливался смехом: Марина строила ему рожицы:
