В итоге пришли тысяч 12–13 зрителей – неуправляемая толпа. Я носился с микрофоном, пытался навести какой-то порядок, но от меня ничего не зависело. Более того, любой мог дернуть меня за ногу и меня затоптали бы и не нашли. Началось буйство. Жгли дымовухи, у одной женщины загорелись волосы. Я сначала потушил ее, а потом просто взял за кадык и вырубил того, кто ее поджег. Когда был снят номер Цоя для фильма, я понял, что мы уже окончательно вывалились из светового режима, подошел к Вите и говорю: „Все сняли, хорошо, уезжаем“. Он: „Нет, я обещал допеть“. Я говорю: „Вить, сейчас люди погибнут, ты видишь, что происходит?“ – „Я им обещал, я буду петь“. Я говорю: „А если я тебе въ…у сейчас?“ – „Ну въ…и“. Я понял, что он готов драться. Скорее всего, весь разговор был слышен в микрофон, потому что, когда я обернулся назад, я понял, что все эти тысячи человек меня ненавидят. И это было так страшно – вот эта чаша с неконтролируемой толпой, с этими огнями, с этими горящими глазами. В меня полетели коробки спичек, кто-то кинул туфли, я увидел этого человека с молотком… Состояние было близко к безумию. Я подошел, выдернул какой-то шнур, кто-то меня обхватил, оторвал от земли и уволок со сцены. Это был Павел Тимофеевич Лебешев. Пока мы разбирались, на сцене спели еще пару песен и все закончилось. Потом за кулисами появился какой-то главный московский пожарник. Оказывается, люди, уходя, перевернули пожарную машину, просто уронили ее на бок…
Я до сих пор счастлив, что тогда никто не погиб, не покалечился, хотя я не уверен, может, что и было. Я оставался на передовой один, директор картины Вовка Дудин как-то посидел в ложе дирекции и свалил. Как администратор на площадке, я должен был после съемочного дня заполнять рапортички. Я с перепугу написал, что все было нормально, но рассказал, как все было на самом деле своей подруге – диспетчеру в студии. А она на следующий день доложила главному диспетчеру, что была такая беда. И понеслось: „Почему не доложили, были безобразия…“ Помню, что тот главный пожарный чуть ли не до драки спорил с каким-то комсомольским деятелем за право меня расстрелять.
Цой сильно изменился после нашей картины. У него во время съемок образовались отношения с Наташей Разлоговой, девушкой из хорошей семьи, сестрой кинокритика Кирилла Разлогова. Наташа работала у нас помрежем, то есть бегала, меняла кадры, номера, вела всю документацию помрежа. С ее двумя иностранными языками это, конечно, не соответствовало ее уровню. У меня было такое впечатление, что она наш фильм рассматривала с прицелом на какие-то изменения в личной жизни. Когда появился Цой, она очень сильное влияние на него оказала. У него, безусловно, был какой-то нечеловеческий, животный магнетизм и специальный поэтический дар, но Наташа дала ему какую-то широту, он буквально видоизменился под ее влиянием. Она была отчасти его менеджером, и, видимо, не без ее участия он связался с Айзеншписом. Его карьера начала развиваться, он стал собирать стадионы, начался чес на его имидже, на его имени. Завистники в рокерских кругах тут же заговорили, что Цой продался. Вот и шубу купил себе волчью… Было такое. Но Наташа его реально разнообразила, расширила кругозор. Может быть, я придумываю, но в альбомах, которые выходили после „Ассы“, я слышу Наташу, какие-то ее нотки, настроение, состояние».
[111]
Георгий Гурьянов:
«Концерт для фильма „Асса“ в Зеленом театре… Ужасно раздражало, что он был вроде как для массовки, и, когда эти уроды сняли свое убогое кино, они взяли и выключили звук. Когда снимали этот фильм мудацкий, перед нами целый час „Звуки Му“ били по мозгам: дорвались до аудитории, которой никогда не видели. И вот играют и играют, играют и играют… Потом выключили звук. Цой, помню, никак на это не отреагировал. А я вот очень злился. Очень хотелось ударить по камере тяжелым предметом. С тех пор я возненавидел процесс киносъемки. Но этот пузырь, конечно, поганый… Соловьев… Так всех нае…ть, прощу прощения… А перед людьми кто отвечает? Цой? Я там был и все видел гораздо лучше многих. Полная тупость и безынициативность».
[112]
Юрий Каспарян:
«Я мало что помню про „Ассу“. Помню выступление в Зеленом театре. Выкрик из зала, когда Соловьев подошел к микрофону: „Чем больше пузо – тем дальше от станка“».
[113]
Александр Пигарев, фотограф:
«Сегодня я фотограф с многолетним стажем, если что. А начинал как рок-фотограф. Снимал много кого в свое время. Витя у меня почему-то не получался на фото. То пленка засветится, то с фотоаппаратом что-то происходило. Но у меня есть один кадр с Цоем, с премьеры фильма „Асса“. И это мой лучший кадр».
[114]
19–24 мая 1987 года. Вильнюс. Фестиваль «Литуаника»
19–24 мая 1987 года в Вильнюсе прошел фестиваль «Литуаника», ставший всесоюзным праздником рок-музыки. В нем участвовали такие группы, как «Бригада С», «Кино», «АВИА» и «АукцЫон».
Марк Шлямович:
«Поздней весной 1987 года хорошие ребята во главе с Миндаугасом Черняускасом организовали чудный фестиваль на сцене вильнюсского Дворца спорта. Три дня, куча чудесных групп: „Чайф“, „АВИА“ с веселым еще Антоном Адасинским, „Калинов Мост“, „Вопли Видоплясова“ с удивительным Олегом Скрипкой, „Кино“, „Звуки Му“, „Бригада С“, „Не ждали“ из Таллина, „Алиса“ – всех не упомнить. Вместе с рокерами приехали и истинные поклонники отечественного рок-движения со всего Советского Союза, лучшие рок-журналисты. Всех очень доброжелательно встречали: улыбки и гостеприимство. Красивые литовские девушки, которые, по мнению Анатолия Гуницкого (он же Дрозд, он же Старый Рокер), явно происходили от русалок. Была прекрасная погода, всех аккредитованных персон после концертов каждый вечер на автобусах отвозили на, как бы сейчас сказали, афтепати, а тогда – веселую, классную дискотеку, где все резвились, как молодые тигрята.
Группа „Кино“ приехала с двумя женами: Витина Марьяна и жена Игоря Тихомирова, – а также с бонус-музыкантами: Крисановым на басу и Африкой на перкуссии. И тот и другой – ребята с большим апломбом, из тусовки Густава (Георгия Гурьянова), то есть нос кверху, общаемся только с равными… Остальные, как всегда, приветливые, очень приятные люди – я про Витю с Марьяной, Игоря Тихомирова с его женой, Юрия Каспаряна.
Разумеется, на правах выходца из Вильнюса я провел экскурсию моим друзьям по Старому городу. Наслышанные о том, что в Вильнюсе чуть ли не на каждом углу цивилизованные пивные бары, они попросили меня сводить в один из них.
Я-то знал, что и у нас „не фонтан“, дикие очереди и прочее, однако повел ребят к бару „Жемайчю“, расположенному в средневековом подвале. У входа, как всегда, была очередь из страждущих и группы „Бригада С“, которая, как вы помните, сама по себе весьма многочисленная.
