Роман Смирнов, режиссер театра «На Литейном», знакомый Виктора Цоя.:
«Очередной рок-фестиваль. Его ждали. Впервые это было более чем гласно. Во Дворце молодежи… И, пожалуй, единственное, что я запомнил из всего фестиваля, – это Витькина „Группа крови“. Он появился на сцене один. Один и начал. Потом вышла группа. Это были совсем другие песни. Совершенно другого Цоя. Раньше Витькиного героя отождествляли с ним самим, и это действительно было так. А теперь герой вырос. В нем появилось что-то пророческое. Казалось, это происходит помимо автора. Хотя, когда настоящее, всегда так кажется. Что-то невероятное было в составе „Кино“… Два барабанщика, две бас-гитары… В зале не бесновались по инерции. Слушали. Закончил он тоже один. „Легендой“. А после концерта я увидел его одного, сидящего в фойе с закинутыми на стол ногами. Он был выпивши. За его спиной висели плакаты с названиями выступающих групп, каждый мог поиграть в демократию и написать, что думает о той или иной группе. На афишах виднелось: „Кино“ – говно“. Рядом: „Из всех искусств важнейшим является искусство группы „Кино“».
[121]
Андрей Хлобыстин, искусствовед:
«Я помню вот концерт в ЛДМ, после него „киношники“ вышли на какую-то застекленную террасу и играют в какую-то неведомую игру, подкидывая мячик ногами. Хаки-сак, кажется, называется… Вся молодежь на них, затаив дыхание, смотрит… Еще тогда была такая штука, типа перестроечная затея, стенгазета некая – и все-все приклеивали туда что-то, писали туда всякие пожелания. И я помню, там было написано: „Сравнится вряд ли кто с тобой, наш дорогой товарищ Цой“.
Я помню, что мы с Аллой ходили на этот концерт и были поражены его песней „Следи за собой“. У нас было с собой две бутылки вина, и, когда Цой шел между рядами в зале, мы вручили ему одну бутылку белого сухого. Мы были искренне восхищены им. Он принял, благодарно кивнул так довольно».
[122]
Евгений Титов:
«На следующий день после нашего концерта („АУ“) на V фестивале ЛРК в ЛДМ я встретился с Цоем в фойе – он сидел на бетонном парапете у лестницы вниз, в гардероб, а я шел туда же в тубзик. Поздоровались, я сказал что-то типа: „Вот, б…, нам вчера со звуком насрали – сначала отрубили на 20 минут, а потом врубили, но сделали все ручки вверх до упора, так что один рев был на сцене – трудно было играть, ничего не понятно, и поэтому лажи много было“. – „А мне понравилось!“ – говорит. „Ага, спасибо!“ – говорю. А сам подумал: „Если ему это говно, что было, понравилось, то, если бы не проблемы со звуком, он бы вообще ох…л“. (Шутка)».
[123]
27 и 28 июня 1987 года. Тула
В конце июня, через неделю после своего 25-летия, Цой вместе с Каспаряном и Марьяной едет в Тулу на музыкальный фестиваль, куда группу «Кино» пригласила Лариса Фирсова, временно исполняющая обязанности директора ДК профсоюзов.
Лариса Фирсова:
«Тогда слова „рок“ в Туле еще боялись, поэтому мы задумали провести фестиваль молодежной музыки. Концерт приурочили ко Дню молодежи. На фестиваль собрали местные творческие коллективы, но самой главной задачей для меня было – привезти в Тулу Цоя! Я позвонила в Ленинградский дом творчества, там мне дали телефон Марьяны Цой, которая занималась всеми административными делами. У группы были какие-то проблемы, поэтому мне предложили акустический вариант – Витя Цой и Юра Каспарян. Договорились на два выступления, каждое – по сто рублей. Для сравнения: за выступление „Зоопарка“ мы заплатили 700 рублей. Правда, и двести тогда найти было очень тяжело.
Я вышла на Советский райком комсомола и попросила деньги. Комсомольцы пообещали дать половину, а остальное оплатил ДК профсоюзов. Упросила „Тулауголь“ выделить номер в ведомственной гостинице на Первомайской.
Цой и Каспарян оказались очень простыми ребятами. Были скромно одеты в черные полукеды с белыми полосками, черные рубашки, черные штаны. Я попросила Витю посидеть в жюри фестиваля. Он сказал: „Не вопрос! Хоть и не люблю никого судить“. Кто помнит те времена, поймет меня. Денег ни на что не было. Я дала ребятам 10 рублей на чебуречную, а сама побежала домой готовить обед. Наварила молодой картошки, нажарила котлет, завернула кастрюльки в фольгу и принесла в ДК. Помню, ели с удовольствием. Да они вообще были очень неприхотливы! Виктор спокойный, уравновешенный, воспитанный. Каспарян чуть погорячее – фамилия обязывает, но тоже очень хороший парень. Марьяна все шумела, что „Коррозия металла“, выступающая перед „Кино“, навоняет на сцене дымом и Витя будет кашлять. А он успокаивал ее. Мол, бог с ними, пусть дымят. Еще помню, Витя и Марьяна часто бегали звонить в Ленинград: их сыну Саше было тогда полтора годика и они беспокоились, как он там. Что удивительно, ребят совершенно не интересовали деньги. Они больше интересовали Марьяну. Когда я отдала им первые сто рублей, она сразу же убрала их в кошелек и спросила, где тут у нас барахолка. Я рассказала, мол, в Мяснове. Марьяна рванула туда и у какой-то бабушки прикупила винтажные туфли 40-х годов. Так они ей понравились! А я переживала: ребята работают, а денежки Марьяна тратит…
Туляки приняли „Кино“ на ура! Это был глоток свежего воздуха. Народ просто ошалел от того факта, что Цой в Туле. Зрители смотрели на него, как на небожителя. Многие до конца не верили, что Витя приехал в наш город.
Во второй день, в воскресенье, мы гуляли по проспекту Ленина, сидели на фонтане напротив ДК профсоюзов, болтали. Я подарила Вите и Марьяне тульский самовар. Кто знает, может быть, из него до сих пор пьет чай их сын?
„Кино“ отыграли второй концерт, пора было расплачиваться. Я подхожу к лидеру райкома комсомола. Он мне: „С деньгами сложно…“ Я: „Да вы что? Мы же обещали. Давайте сто рублей, или я про вас в газету напишу“.
Самое интересное, что Витя и Юра вели себя очень спокойно. Я работала со многими артистами, и большинство из них начинает сразу истерить по поводу денег. Здесь же было ясно: отдадите вы нам 100 рублей – хорошо, не отдадите – не страшно. Видимо, я запугала комсомольцев, потому что за несколько часов до отхода поезда они все же привезли к гостинице оставшуюся часть гонорара. Помню, как мы с чемоданами ехали на троллейбусе № 8 на Московский вокзал. Троллейбус был переполнен, мы еле-еле втиснулись на заднюю площадку. Всю дорогу Витька рассказывал мне о сыне. Я попросила Марьяну прислать мне билеты для отчетности. Мы договорились, что когда-нибудь „Кино“ приедет к нам в Тулу в полном составе. Вскоре я получила от Марьяны письмо. В конверте лежали билеты и записка: „Привет! Как дела? У нас все хорошо! Привет сраным комсомольцам!“
Витю я уже больше никогда не видела. А с Юрой довелось встретиться, когда мы поехали с коллегами в Ленинград на экскурсию. Юра пригласил меня к себе домой. Мы пили кофе, слушали музыку, он рассказывал о своей невесте Джоанне Стингрей…
