– Это мелочь, – продолжал Ваня, – но она говорит о характере этого человека. И людям своим он недоплачивает. Те ребята, что у него звериные клетки чистят, он им и так копейки платит, да еще всякий раз норовит от их зарплаты себе в карман что-нибудь да отщипнуть.
– Почему же они терпят? Взяли бы да и ушли.
– Куда им идти? Они оба с судимостями. Таким работникам не везде рады будут.
А Борис, выходит, терпел бывших зэков, потому что им можно было платить по минимуму.
– И на руку Борис не чист, – продолжал Ваня свои разоблачения. – С поличным я его не ловил, врать не буду, ловок очень, но иной раз кое-что из скотинки или одежды у него видел. Вот, к примеру, пропадет у нас барашек с выпаса, а в «Вальхалле» в этот же день все шашлыком из ягнятины объедаются. Совпадение? Может быть. Но не постоянно же!
– Что же ты раньше молчал?
– А вы бы мне поверили? Да и не привык без доказательств говорить.
– Тогда зачем сейчас сказал?
– А накипело.
И Ваня отправился спать к себе домой, заявив, что выспаться хорошенько, находясь под одной крышей с суматошной Лилькой, у него явно не получится. После его отъезда все тоже пожелали друг другу спокойной ночи и разбрелись по своим комнатам. Инге после случившегося в ее прежней комнате обыска было решено выделить другую спальню. И хотя новая комната уступала прежней по всем параметрам, Инга согласилась в нее переехать.
Конечно, жалко было отказываться от лучшей спальни, но чего ни сделаешь ради собственной безопасности. В новой комнате вид был не на цветущий в эту летнюю пору сад, а на мрачноватый еловый лес, от которого у Инги всякий раз мурашки по спине бежали. И размерами она здорово уступала прежней спальне. И окна были не на восточную сторону, как Инга любила, а на север. И собственной ванной комнаты здесь не было.
Минусов было много, а плюс всего один: только в этой комнате на окне была установлена железная решетка. Появлению этой решетки предшествовала небольшая междоусобная война между Аленой и Ваней. Ваня настаивал на том, что окна, выходящие в лес, нужно обезопасить. А Алена говорила, что если они и в Дубочках будут чего-то опасаться, то можно перебираться обратно в город, разницы никакой. Что здесь бояться, что там. Василий Петрович склонялся то в пользу жены, то в пользу друга, но в итоге, когда в дом забрались злоумышленники и проделали это именно через это окно, его все же забрали решеткой.
– Так что здесь ты будешь в полнейшей безопасности. Дверь на замке, окна в решетках. Красота!
Но Инге так вовсе не казалось.
Повертевшись в кровати и повздыхав о своей прежней уютной и светлой комнате, Инга даже чуток всплакнула от несправедливости, но потом все же заснула.
Утром выяснилось, что Лилька вчера все-таки обиделась на не шутку и вся разобиженная ночью покинула усадьбу. Потому что когда все собрались за завтраком, Лильки за столом не оказалось.
– Вот коза! – разозлился Ваня. – И чего выделывается?
– Может быть, она слышала, как ты вчера обозвал ее Борю вором?
– И чего? Я правду говорил!
– А она обиделась. Легко ли ей такое слышать о любимом человеке. Она за Борю замуж собиралась, а ты так его опустил.
Ваня опустил голову, так что носом почти уткнулся в тарелку с рисовой кашей, которую он очень любил. И еще бы не любить. В Дубочках ее подавали запеченную со сливками в маленьких порционных горшочках. Это была уже не каша, а десерт.
– Ладно, – решился вдруг Ваня. – Съезжу за Лилей, извинюсь. И если что, привезу ее обратно.
– Вези. Тем более что с минуты на минуту к нам пожалует следователь.
Ваня уехал, а остальные спокойно продолжали завтракать. Когда приехал незнакомый следователь в сопровождении Матвея Ивановича, их обоих пригласили присоединиться к застолью. Ни тот ни другой не отказались. Сегодня был четверг, день не постный, так что к завтраку подали и ветчину, и жареные ребрышки, и куриные биточки. Про пышный омлет высотой почти в полметра и говорить не приходилось. Это было настоящее произведение искусства – легкое, воздушное и очень питательное.
Инга положила себе кусочек омлета, намазала овсяный хлеб свежим сливочным маслицем, добавила кусочек домашнего сыра и только приготовилась вонзить зубы в свой бутерброд, как в дверях появился Ваня. Вид у него был до того озадаченный, что аппетит у Инги как-то сам собой пропал.
– Ничего не понимаю, – произнес Ваня. – Лилька домой еще не возвращалась.
– Как это?
– Нет ее в «Вальхалле».
За столом повисло молчание.
– Может быть, она просто велела так тебе говорить?
– Я там все обыскал! Ребят к стене припер, пообещал морды всем расквасить, если врут. Нет, говорят, не видели хозяйку. Как уехала среди ночи, так и не возвращалась.
Тетя Паша, которая в это время зашла в столовую, чтобы пожелать доброго утра хозяевам, услышав разговор, сказала:
– Если вы о Лиле, то ее машина стоит у нас в гараже.
– Как же так? – удивился Василий Петрович. – Выходит, она никуда не уезжала из Дубочков? Но Рита говорила, что наверху в спальнях никого нет.
Наверху, где располагались гостевые спальни, ночевали только Инга и Лилька. Горничная перед завтраком пробежала по комнатам, убедилась, что все они пусты, и принялась за уборку.
Томимая непонятным чувством, Инга спросила у горничной:
– Риточка, скажи, а в какой спальне ночевала сегодня Лиля?
– Да в той, что прежде вашей была. Это же лучшая комната. Конечно, она ее именно и заняла.
В словах горничной тоже слышалось сдерживаемое неодобрение. Похоже, не только Бориса здесь недолюбливали. Его невеста тоже особой популярностью в усадьбе не пользовалась. Почему так случилось? Инга догадывалась. Раньше Лилька была наемной работницей, но перекочевав в «Вальхаллу», задрала нос и стала мнить себя равной по статусу своим бывшим хозяевам. Но если Алена и Василий Петрович всегда обращались с работающими у них людьми просто и душевно, то Лилька, что называется, растопырила пальцы.
– Вот тебе раз! – продолжал между тем удивляться случившемуся Василий Петрович. – Машина здесь, а Лильки нет. Куда же она пешком ушла? Гулять?
Вопрос с исчезновением Лильки остался открытым. Приезжий следователь оказался малоежкой, то есть, по шкале градации Василия Петровича, человеком ненадежным и малоприятным. Он ограничился чашкой кофе, которую выпил даже без молока и сахара, и немедленно пожелал приступить к делу.
– Взгляните на эти фотографии, – потребовал он. – Возможно, кто-то из вас мог видеть этого человека в окрестностях усадьбы.
И он выложил две фотографии. Обе были сделаны в СИЗО. Как и полагается, одна была снята анфас, другая в профиль. И на обоих был изображен Борис.
