Пока они ехали в конец полосы, Андрианов за матросом подглядывал, но бесполезно: тот не волновался совершенно и вообще не выражал никаких эмоций. «Настоящий индеец и ведь не прикидывается», – подумал майор. Чукча был, строго говоря, совсем еще мальчишка, едва за двадцать, но чувствовалась в нем спокойная уверенность, какую не в каждом взрослом найдешь.
Увидав Катьку, настоящий индеец весь напрягся, и едва остановилась машина, выскочил из нее очень резво. «Ага, и тебя проняло-таки», подумал Андрианов.
Матрос присел у головы недужного Катьки, погладил его, что-то пошептал, оттянув к себе огромное ухо, потом двинулся вдоль мохнатого тела, прощупывая его и простукивая аж до самого хвоста. Вернулся к голове и зачем-то уставился на белоснежные короткие бивни. Поковырял бивень ногтем, покачал головой.
– Ну и каков диагноз? – спросил Андрианов.
– Я сейчас уйду и вернусь, – сказал матрос. – Ждите, пожалуйста.
И зашагал от аэродрома в сторону ближайшей сопки, которую уже накрывало вечерними сумерками.
Вернулся он почти через час – Андрианов весь извелся за это время, не зная, что и думать, – с целой охапкой разных трав и каких-то веточек.
– Надо воды согреть почти до кипения, – сказал матрос. – Ведро. Распорядитесь, пожалуйста.
Пока грели воду, матрос, достав из кармана нож, легко и ловко измельчил свою добычу в мелкое крошево на куске фанеры. Несколько пучков травы и веток он сжег, добавил пепел к нарезанному и все это запарил горячей водой. Пока настой остывал, матрос стучал кулаком по спине и брюху Катьки, снова брал его ухо и что-то настойчиво туда нашептывал.
Минут через сорок он заставил Катьку приподняться на коленки передних ног и выпить «лекарство». Мамонт без видимого удовольствия, но покорно закинул хоботом в рот полведра варева. Задумался, словно прислушиваясь к своим ощущениям, и начал пить активнее. А потом впервые осмысленным взором обвел стоящих рядом людей, как бы говоря: «А вы что здесь делаете?» Матрос собрал в ведре остатки запаренной гущи на ладонь и дал мамонту все слизать. Катька снова обессиленно прилег, и матрос еще раз провел с ним загадочную беседу. Спустя минут двадцать он, ловко взобравшись по упряжи, похлопал своего пациента по холке, убедил подняться на ноги и сказал обалдевшему Андрианову:
– Мы съездим тут недалеко.
И Катька довольно-таки бодро удалился в темноту.
Андрианов забыл, что пропустил ужин – он просто стоял и ждал. На обеспокоенные звонки отвечал уклончиво.
Еще через час матрос привидением вынырнул из темноты и доложил:
– Я его там зафиксировал, все будет хорошо.
– Как… зафиксировал?
Начальник разведки плохо себе представлял, как можно зафиксировать такую могучую тушу.
– Привязал, если по-простому.
Это Андрианову показалось еще чудесатее, если по-простому, но майор счел за лучшее обойтись без комментариев. А то бог их знает, этих катээсов, что они понимают под словом «привязал».
Матрос глядел на майора своими щелочками, глядел и вдруг улыбнулся. Улыбка оказалась по-детски открытой и доброй.
– За веревочку. К карликовой березе. Привязал, – объяснил он майору, как маленькому.
– Да и черт с тобой. Жрать хочешь? – сказал Андрианов. – Поехали столовую тряханем. Должны были оставить. Койку тебе нашли, ни о чем не беспокойся. Если надо будет ночью Катьку проведать, ты скажи, я организую.
– Нет, это лишнее. Он теперь сам. Утром посмотрю – и все. Только мне бы с вашим каюром поговорить.
– Нет у нас каюра уже месяц. Да и тот был, честно говоря… Не внушал доверия. А сейчас бульдозерист на Катьке работает.
– Понятно, – сказал чукча.
Когда они уселись в машину, Андрианов спросил:
– Между прочим, нет желания перевестись в авиацию? Воздушный океан это, друг мой, такая стихия…
– Мамонты не летают, – сказал чукча.
– Экий ты понятливый, – сказал Андрианов. – А еще заговоры всякие знаешь. Шаман, однако, а?!
Чукча покосился на майора как-то странно и ничего не сказал.
* * *
После утреннего развода в конец взлетки примчались все три полковника – доктор тоже не удержался. Катька мирно пощипывал травку вдоль полосы, моргал блестящим глазом, весело сдувал челку, махал хвостом – ну живчик, да и только.
Матрос стоял к мамонту спиной, заложив руки за спину. Рядом околачивался Андрианов с видом крайне разочарованным. Он весь прошлый вечер и часть нынешнего утра пытался как-то склонить этого настоящего индейца к сотрудничеству, но тот держался крепким орешком: люблю море, и все тут. Отдельно майора злило то, что парня он все-таки раскусил – ну куда такому мальчишке против старого и опытного, – и теперь готов был оторвать его у флота с руками. Чукча оказался, как и следовало ожидать, непрост. Два специальных образования не гарантируют прибавки ума, а этот парень был именно умен, да вдобавок начитан, с широким кругозором и словарным запасом интеллигенту впору. Зачем он гробил себя в мотористах на крошечной посудине, Андрианов догадывался. Мальчишка ждал вакансии на серьезном корабле, а там уж рассчитывал проявить себя, пойти в рост по службе, получить за казенный счет «вышку» – и по морям, по волнам, как говорится. На это придется ухлопать полжизни с непредсказуемым результатом, но парень готов рискнуть. Тесно ему казалось на Чукотке, что ли? А то мамонты с детства осточертели? Этого Андрианов пока не выяснил. Его так и подмывало тряхануть нашего особиста, чтобы тот тряханул флотского особиста – откуда он взялся, «Умка хороший».
Комбат пожал матросу руку, глянул поверх его головы на Катьку и рявкнул:
– А где этот наш… тракторист-затейник?! А ну Санникова ко мне! Живым или мертвым! Разрешаю мертвым!
Бульдозерист появился мгновенно и бегом – пока не убили в самом деле. Отчеканил три строевых шага и представился.
– Живой, значит… А я бы на вашем месте со стыда подох два раза! Доложите мне, рядовой, как готовили вверенную вам материальную часть к проверке, – процедил комбат.
– Я ее вымыл, – сказал Санников. – С шампунем. Просушил феном. Расчесал.
– Бантик на хвост повязал!
– Никак нет…
– А надо было, – ввернул Ленский. – В следующий раз – непременно.
– Дальше, Санников! Дальше!
– Ну… Бивни подновил. И все.
– Подновил? Конкретнее.
– Я их покрасил! – отрапортовал Санников и на всякий случай зажмурился.
– Нитрокраской, – закончил за него комбат. – Тридцать лет, здоровый лоб…
– Двадцать семь! – пискнул Санников, непроизвольно становясь меньше ростом.
– Здоровый лоб, на тебе пахать можно вместо мамонта, технически грамотный мужчина! А мозгов – как у пятилетнего!
