— Этот ужасный цирк! — вздохнула она. — Каждый год одно и то же! Сегодня утром воду принесли на пять минут позже, чай подали холодным. Я сказала миссис Ролт, а она ответила: «Это все цирк, миледи!» Помню, когда я только вышла замуж… — Миссис Сент-Ларнстон умолкла, как это часто бывало, когда она ударялась в воспоминания и некоторое время молчала, заново переживая прошлое в памяти. Я иногда думала, что ее разум слабел одновременно с телом.
— Это один из самых лучших дней в их жизни, — заметила я.
— Пустой дом… все слуги… это просто невыносимо! — Ее голос дрогнул.
— К счастью, это случается только раз в году.
— Все ушли… все до одного… Ни одного слуги в доме. Если кто-нибудь приедет…
— Никто не приедет. Все знают, что сегодня цирковое представление.
— Керенза, дорогая… Джудит…
— Она отдыхает.
Отдыхает! Какое многозначительное слово! Мы использовали его, когда имели в виду, что в данный момент Джудит выглядит не совсем прилично, что ей лучше не показываться на люди. Когда кто-то приезжал в дом, мы обычно говорили: «У нее небольшое недомогание, и она прилегла отдохнуть».
С уходом Фанни состояние Джудит несколько улучшилось. Она действительно стала меньше пить, но все время просила выпивки, и это стало чем-то вроде сумасшествия. Может, и ее мать была пьяна, когда ходила в пустошь и там танцевала в полнолуние? Может, и в самом деле тяга к алкоголю стала ужасным проклятием, преследующим семью Деррайзов?
Мы замолчали, каждая погрузилась в свои мысли. Вдруг я заметила, что Карлион распластался на траве и его тело содрогается в рыданиях. Я подошла к сыну и подняла его.
— Что случилось, дорогой? — спросила я.
Он прижался ко мне и не сразу смог заговорить.
— Леня, — сказал он. — Я обидел его.
Я пригладила густые волосы, убрав их со лба, и стала шептать ему что-то утешительное, но никак не могла успокоить малыша.
— Я разлюбил его, потому что он ненастоящий.
— А теперь снова любишь?
— Он же Леня! — просто сказал Карлион.
— Ну, он будет рад, если ты снова полюбишь его, — ласково произнесла я.
— Он ушел.
— Ушел?
Мальчик кивнул.
— Куда?
— Я не знаю.
— Но, дорогой, если он ушел, ты должен знать, куда именно.
— Я искал. Но Леня ушел, потому что я сказал ему, что он ненастоящий.
— Он в детской и дожидается тебя.
— Я искал там. — Малыш покачал головой.
— И его там не было?
— Он сразу ушел, потому что я его бросил. — Мальчик всхлипнул и повторил: — Я сказал, что он ненастоящий.
— Ну что ж, он ведь действительно ненастоящий.
— Но он плакал. Я сказал, что больше не хочу с ним играть. Я хотел настоящего слоника.
— А теперь ты снова хочешь Леню?
— Он же мой Леня, хоть и ненастоящий. Я хочу, чтобы он вернулся…
Я подняла сына на руки. «Благослови, Господи, его доброе сердечко!» — мысленно воскликнула я. Мальчик переживал, что обидел бедного Леню, и хотел утешить его.
— Я пойду поищу его, — сказала я. — А ты оставайся здесь, с бабушкой. Может быть, она разрешит тебе посчитать ее сердолики.
Одним из любимых занятий Карлиона было рассматривать бусы, которые моя свекровь всегда носила днем. Эти золотисто-коричневые, довольно грубо обработанные камни из сердолика всегда нравились Карлиону.
Его личико просветлело при этих словах. Я посадила его на колени свекрови. Она заулыбалась. Для нее возня Карлиона с бусами была таким же наслаждением, как и для него. Она рассказывала ему об этих бусах, о том, как ей их подарил муж. Мать сэра Сент-Ларнстона отдала эти бусы сыну, чтобы тот сделал подарок своей невесте. Это было фамильное украшение. И сами эти камни были найдены в Корнуолле.
Я оставила Карлиона, и он, весьма довольный, с интересом слушал сонный голос бабушки, которая в который раз повторяла историю о бусах. Мальчик следил за ее губами и делал ей замечание, если она произносила слово, которого в прошлых пересказах не было.
Как только я вошла в дом, у меня появилось странное предчувствие — так мне кажется теперь. Но, возможно, я просто придумала это спустя какое-то время. И все же я всегда тонко чувствовала «настроение дома», если можно так сказать. Для меня дом был живым существом. Я всегда была уверена в том, что моя судьба связана с этим домом. В тот день я ощущала это достаточно сильно.
Какая тишина! Все домочадцы ушли. Редко случалось, когда в доме не было никого из слуг. Но это был особый день в году, когда по договоренности уходили все.
Только Джудит лежала в своей комнате — осунувшаяся, с растрепанными волосами. Ее лицо уже приобрело уродливое рассеянное выражение пьяницы. Глаза, налитые кровью, казались безумными. Когда я посмотрела на нее, меня пробрала дрожь, хотя день был теплым.
Мне отчаянно захотелось вернуться в розарий, к сыну. Я улыбнулась, представив, как он сидит на коленях леди Сент-Ларнстон и подносит к глазам сердоликовые бусины, водя по прожилкам камней пухлым пальчиком.
Мальчик мой дорогой! Я готова умереть ради него! Потом я рассмеялась своей сентиментальности. Какой толк ему будет от мертвой матери? Я нужна ему, чтобы планировать его жизнь, дать ему такое будущее, которого он достоин. Кажется, уже тогда я почувствовала в нем мягкость и сентиментальность, которые могут привести к тому, что он будет руководствоваться в жизни не разумом, а велением сердца.
Как будет счастлив мой малыш, когда я вручу ему игрушечного слона! Мы вместе попробуем объяснить, что Карлион по-прежнему любит слоника, а то, что он ненастоящий, не имеет значения.
Я пошла сначала в детскую, но слоника там не оказалось. Сегодня утром я видела сына с его игрушкой. Вспомнив, как он уныло волочил за собой слона, я улыбнулась. Бедный Леня! Он попал в немилость. Но когда же я видела сына с игрушкой? Меллиора привела мальчика ко мне в комнату перед тем, как отправиться на прогулку. Они вместе шли по коридору, к парадной лестнице…
Я пошла той же дорогой, потому что догадалась, что внимание ребенка что-то отвлекло и он выпустил из рук ленточку, оставив игрушку где-то по пути. Я решила спуститься по лестнице и выйти на одну из лужаек перед домом, где Карлион играл сегодня утром.
Приблизившись к верхней ступеньке лестницы, я наконец увидела слона. Он лежал на боку, а рядом валялась чья-то туфля на высоком каблуке, зацепившаяся за попонку на спине слона. Чья туфля?
Я замерла, сжимая в одной руке туфлю, а в другой — игрушку. И тут на полу у нижней ступеньки я увидела…
Сердце мое билось так сильно, словно готово было выскочить из груди. Я кинулась вниз по лестнице.
