— Вы же не хотите сказать, что ваш отряд встретил на дороге моего сенешаля, у которого, кроме кальсон, ничего не было? — усмехнулся Джослин. — Вы же сами говорили, что он походил на «откормленного упитанного тельца, предназначенного на заклание как жертва, угодная Богу», и все это богатство — не его. Оно принадлежит моему пятилетнему подопечному.
Конан продолжал смотреть на парня непонимающими глазами. Несмотря на огромные усилия не показать, что он лукавит, его губы все-таки задергались и через мгновение растянулись в широкой улыбке. Джослин тоже был взволнован, сжимая губы скорее от радости, чем от гнева, и его зеленые глаза сияли от смеха.
— Ты сын своего отца, — сдаваясь, проворчал Конан.
— И твой племянник, — парировал Джослин.
Глава 16
— Смотри, мама, что они делают? — Роберт выпрямился в седле, показывая на леса, выстроенные вокруг высокой восьмиугольной башни в Арнсби. Люди стояли на подмостках или работали внизу, на земле, украшая чудовищное каменное изваяние белым летним убранством.
— Они наносят на нее свежий слой извести, чтобы защитить от непогоды, — сказал Джослин через плечо и развернул своего рысака так, чтобы Линнет могла присоединиться к нему. — Нам нужно сделать то же самое в Рашклиффе, до того как настанет зима.
— Зачем?
— Чтобы Рашклифф оставался таким крепким орешком, как сейчас.
Роберт, закусив нижнюю губу, обдумывал ответ. Линнет следила, как ее сын становится более уверенным в себе, а ведь не прошло и нескольких недель после смерти Джайлса. Теперь он мог вздохнуть свободнее, не опасаясь, что его побьют, или на него не так посмотрят, или скажут, что он никудышный ребенок. Одним словом, Роберт начал потихоньку выползать из своей раковины — сначала очень осторожно, как улитка, прижав рожки, но с каждым днем становясь все смелее. Джослин усадил его на старого пони и начал обучать верховой езде. Он смастерил для него маленькое копье с тупым концом и деревянный меч. Конан де Гейл, дядя Джослина, часто играл с Робертом в рыцарей и разбойников и всегда признавал свое поражение, демонстрируя ужасные смертельные раны от его ловких ударов, что приводило мальчика в радостное оцепенение и восторг. И Роберт, такой молчаливый и замкнутый раньше, вдруг принялся задавать вопросы. Один за другим они слетали с его языка, становясь в очередь, — так их было много. Почему небо голубое? Почему у людей нет меха, как у кроликов? Откуда пастух Джоб знает, что пойдет дождь? Куда уходит море во время отлива?
— Почему мы здесь?
— Я же сказала тебе: чтобы навестить отца сэра Джослина. — Линнет поцеловала Роберта в светлые волосы.
— Зачем?
— Мне нужно поговорить с ним, — ответил Джослин. — Послушай, давай-ка садись в мое седло и перестань терзать расспросами свою мать. Можешь править Уайтсоксом, если хочешь.
Едва прозвучали эти слова, как Роберт тут же оставил мать и полез на руки к Джослину, вскоре устроившись на них так, как будто они были для него самым излюбленным и надежным местом с самого рождения.
Они приближались к открытым воротам, и копыта лошадей глухо застучали по прочным доскам перекидного моста. Тяжелая железная цепь была вся в белых крапинках от извести, а на самом мосту красовались большие пятна, похожие на помет огромной птицы. Маленькая рука Роберта указала на них, и он снова начал задавать вопросы. Джослин нагнулся к его уху и терпеливо отвечал, так что мальчик засмеялся. Острая, но приятная боль пронзила Линнет, когда она увидела их такими веселыми, — так знакомые ей ощущения вины и любви застряли в ее в груди, заставив усиленно биться сердце.
— Ах, — тихо произнес Конан, присоединяясь к ней на перекидном мосту, — дай ему ребенка, и он сам превратится в такого же сорванца.
В голосе наемника слышалась странная нотка, которая заставила Линнет поднять голову и с интересом посмотреть на него.
— Конечно, мой сын уже привык к нему, — ответила она. — А в Лондоне я однажды встретила его с младшим братом. — Она опять бросила задумчивый взгляд на наемника. Тот ехал верхом на пегом жеребце де Корбетта. На нем была надета рубаха из какой-то северной ткани. Изобилие медных и серебряных браслетов позванивало на его запястьях, покрытых татуировками. Линнет почему-то вспомнилось, что он все-таки без лишних напоминаний помог своими исполосованными шрамами руками отстроить сарай, который сгорел по его вине. — Вы сами хорошо знаете Джослина.
Конан пожал плечами. Они казались чересчур широкими и огромными из-за плаща, обшитого по краям мехом.
— И да, и нет, миледи. Он пришел ко мне, когда ему только что исполнилось пятнадцать — упрямый, гордый и изголодавшийся. — На изрезанных шрамами губах старого воина появилась сардоническая улыбка. — Да, мне пришлось с ним повозиться, обучить его всем навыкам боевого мастерства, тому, без чего нельзя остаться в живых в нашем деле.
— И носить нож в сапоге? — спросила она, скривив свои красивые губы.
Конан усмехнулся.
— Не без этого. — Он внимательно, как бы что-то припоминая, смотрел на Джослина, когда тот въезжал в темную арку под опускной решеткой, на мгновение пропав из виду, и вновь вышел на яркий солнечный свет внутреннего двора. — Его сын был примерно того же возраста, что и Роберт, когда умер, — тихо добавил он. — Нелегко приходится матери и ребенку следовать всюду за наемниками. Очень хорошо, что у Джослина теперь есть собственное гнездо, где он может осесть и обзавестись семьей. Его душа изголодалась по домашнему уюту, как и душа его проклятого отца.
Они сами погрузились в темноту, минуя арку, и затем вышли на свет. Когда Линнет услышала последние слова Конана, по ее спине внезапно пробежал холодок, несмотря на яркий свет и на тепло солнечного дня.
— Вы хотите сказать, что он однажды был женат?
— Над ними ни один священник не произносил слов таинства — Бреака не любила суеты и официальных церемоний, — но они жили вместе более пяти лет, и она принесла ему ребенка. После того как мальчик умер, она еще немного поскиталась вместе с нами, но между ними все было кончено. Она вышла замуж за одного вдовца в Руане и поселилась у него, помогая вести хозяйство на его постоялом дворе.
Линнет покачнулась в седле, почувствовав приступ тошноты, и Конан, подъехав поближе, взял ее за плечо своей мозолистой крепкой рукой.
— Я бы предпочел, чтобы вы оставили это при себе. Об этой истории не имеет понятия даже его отец, и Джос убьет меня, если решит, что я вмешался в его личную жизнь. Но я подумал, что как раз вы это и должны знать. — Отпустив ее руку, он с легкостью спрыгнул с лошади и встал возле стремени, помогая женщине слезть с седла.
Линнет едва держалась на ногах, ей хотелось заплакать, закричать. Лучше, если бы она не знала этого никогда. Зачем он ей это рассказал? Она и так многое повидала за последнее время, и тут новый удар. Кругом ложь и обман! Как хорошо ни о чем не догадываться, так спокойнее, легче жить. В эту минуту ей хотелось отомстить Конану, за то что он открыл ей глаза. Кто просил его об этом одолжении? Зачем он сует нос не в свои дела? Вначале она решила быть доброй и обходительной с дядей Джослина. Но после такого откровения у нее появилось страстное желание убить его, разорвать на части. Как немилосердна к ней судьба! Она только стала забывать плохое, собираясь жить будущим! А здесь опять новое несчастье. Нет, она этого не переживет!
