— Я не сомневаюсь, что буду здесь счастлива, несмотря ни на что, — умиротворенно сказала она. — В Брокетте мне нравится, конечно, больше, но жить в самом центре Лондона тоже не так уж плохо. С тобой, любимый, я буду счастлива в любом доме. Я была бы счастлива, даже если бы мы с тобой были бедны… Хотя я рада, что мне не придется это тебе доказывать.
— Если бы я мог, то с ног до головы осыпал бы тебя бриллиантами! — воскликнул Уильям.
— Боже, как это было бы неудобно! — рассмеялась Каро. — Конечно, мне нравятся драгоценности, но не до такой же степени! Кроме того, я обожаю жемчуг, который ты мне подарил, и не хочу ничего другого.
Они стояли возле большого окна, из которого открывался вид на дворец Уайтхолл.
— Я очень рада, что ты решил вступить в палату общин, и постараюсь помочь тебе хотя бы тем, что стану гостеприимной хозяйкой для твоих друзей и единомышленников.
— Не забывай, что меня еще не избрали, — напомнил Уильям.
— Я ни капли в тебе не сомневаюсь!
— Каро, ты рассуждаешь как дитя, но именно за это я тебя и люблю!
Каро покачала головой:
— Ты должен помочь мне стать взрослой, Уильям. Без тебя я не справлюсь… И боюсь, что стану для тебя обузой…
— Обузой, которую я взвалю на себя с превеликим удовольствием, — рассмеялся Уильям.
Она обвила руками его шею и нежно поцеловала:
— Тогда не оставляй меня, Уильям… Не предавай меня…
— Каро, что ты говоришь?!
— Я не имею в виду других женщин. Просто не забывай о той части меня, которая так навсегда и останется ребенком и которая нуждается в твоей помощи и ласке…
— Любовь моя, забота о тебе не доставляет мне ничего, кроме радости, и я всегда готов помочь и научить тебя всему тому, что знаю сам.
— Я буду хорошей ученицей, Уильям. Я буду стараться изо всех сил и верю, что, если ты будешь рядом, у меня обязательно все получится!
— Каро, мне удивительно слышать это от тебя!
— Мне кажется, я всегда была не слишком уверена в своих силах. Люди, склонные к позерству и безумным поступкам, зачастую всего лишь пытаются скрыть от других свою застенчивость. Если ты уверен в себе, тебе ни к чему что-то из себя изображать.
— Если мы с тобой будем любить и доверять друг другу, нам все будет по плечу, любимая.
Каролина промолчала, потому что не была в этом уверена так же твердо, как Уильям. Даже сейчас, когда любовь к нему переполняла ее сердце, она понимала, что они слишком разные. Уильям никогда не разделял ее идеалистических взглядов и часто посмеивался над ее поэтическими фантазиями, называя их напыщенными и абсурдными. Он не был склонен доверять людям, а она, обнаружив, что скрывается под маской ее очередного кумира, каждый раз испытывала боль и разочарование.
Уильям не стремился к совершенству и принимал мир и всех, кто его населял, без восторженного романтизма, свойственного Каролине.
— Медовый месяц, — сказал он, — не самое подходящее время для подобных разговоров. Со временем, если ты согласна стать моей ученицей, я научу тебя по-другому смотреть на мир.
— Но это совсем не то, чему бы я хотела научиться!
— Если хочешь быть счастливой, тебе придется меня слушаться. Несколько лет назад я говорил то же самое твоей матери, но она не захотела последовать моему совету.
— Ты веришь, что она могла бы быть счастлива, стань она такой же реалисткой, как и ты?
— Я убежден в этом. Розовые стекла, через которые вы обе смотрите на мир, мешают разглядеть истину, а значит, от них нужно избавиться.
— Пожалуйста, не трогай мои! Они такие красивые…
Уильям рассмеялся и крепче обнял Каро.
— Ты сама поймешь, когда они станут тебе не нужны, — заверил он.
Глава 6
Осенью 1805 года Уильям был избран в палату общин в качестве представителя небольшого городка Леоминстер.
Приняв во внимание мнение всех членов семьи, в том числе и Каро, он оставил свое увлечение философскими изысканиями и решил целиком посвятить себя политике.
Леди Мельбурн, более всех остальных обеспокоенная карьерой своего старшего сына, теперь пребывала в состоянии безмятежного умиротворения, уверенная в безусловном успехе Уильяма на политическом поприще. Молодость, ум, безупречные манеры, внешняя привлекательность и отменное здоровье, а также врожденный дар оратора — все эти качества говорили о том, что его ждет блестящее будущее.
Каролина так трогательно гордилась успехами своего мужа, что леди Мельбурн вынуждена была пересмотреть свое отношение к невестке, решив, что девочка вовсе не так плоха, как ей казалось раньше.
Она даже решила поговорить с Фредериком и Джорджем, которые по-прежнему открыто насмехались над Каро.
— Теперь Каролина — одна из нас, — как-то сказала она сыновьям. — Возможно, она и не блещет умом, но надо признать, что в последнее время ее поведение безупречно.
— Она страшная надоеда! — ответил Джордж Лэм. — Никогда не видел, чтобы кто-нибудь задавал столько дурацких вопросов! Например, она пожелала знать, о чем говорит одиннадцатая заповедь.
— Ну и о чем же? — поинтересовалась леди Мельбурн.
— Понятия не имею, мама! Мне кажется, десяти заповедей более чем достаточно, а Каро просто нравится нас позлить. Вчера у меня собралась целая толпа с Друри-Лейн, ну, ты же знаешь, я сочиняю для них фарс. Так вот, представляешь, она имела наглость вмешаться в самый разгар нашего разговора, чтобы спросить про эту самую заповедь, а я ей и отвечаю: «Одиннадцатая заповедь? Как же, знаю: «Не надоедай другим»!»
— Она вовсе не такая уж и дурочка, — заметил Фредерик, — хотя и бывает весьма утомительной. Стоит кому-нибудь заметить, что жизнь совсем не похожа на волшебную сказку, где все герои либо хорошие, либо плохие, как она тут же начинает кричать, что вся наша семья состоит из циничных материалистов, неспособных ценить прекрасное.
— Каро хочет, чтобы мы все обращались с ней так же, как Уильям, — как с какой-то сказочной королевой, — многозначительно заявила Эмили, с годами превратившаяся в очаровательную темноволосую барышню.
Фредерик рассмеялся:
— По крайней мере, ей не откажешь в оригинальности. Вы, наверное, слышали, что на прошлой неделе, когда они с Уильямом устраивали прием, — на который, кстати, никого из нас не пригласили, — всех гостей попросили прийти в костюме любимого исторического или литературного персонажа. Каролина сначала хотела, чтобы она была Порцией, а Уильям — ее Басанио
[3], но потом она передумала и решила изображать Ариэля
[4]. Представляю, что у нее был за наряд! Наверное, она соорудила его из какой-нибудь старой вуали!
