— Но все дети разные, — возразила Фанни. — Огастес такой толстенький и розовощекий и, как мне кажется, довольно крупный для своего возраста.
— Я не так много знаю о маленьких детях, но думала, что в два с половиной года ребенок уже должен вовсю бегать и говорить, может быть, не очень хорошо, но хотя бы отдельные слова…
— Уильям выглядит таким счастливым и души не чает в сыне, да и Каро тоже…
— Ну и что? Любящие родители могут многого не замечать, разве нет? А даже если и замечают, то, скорее всего, стараются не думать об этом… Знаешь, когда я увидела это маленькое создание, я почти испугалась: у него такой странный, как будто невидящий взгляд…
— Со зрением у него все в порядке. Разве ты не видела — он моргнул, когда твоя мать щелкнула перед ним пальцами?
— Я совсем не это имею в виду.
— Если бы с малышом было что-то не так, миссис Роуз давно бы заметила. Она вынянчила очень много детей. Возможно, Огастеса не назовешь слишком живым ребенком, но это его единственный недостаток, а может быть, даже и достоинство. Ты же сама видела, он уже начинает ходить!
— Ходить? Слишком громко сказано. Волочить ноги, пожалуй.
— Эмили! Перестань сейчас же!
Эмили повернулась и посмотрела Фанни прямо в глаза:
— Если он и в самом деле умственно отсталый, то рано или поздно, но все равно нам придется признать это! Бедный Уильям, это будет для него таким ударом… Боже, что это?
Послышался громкий крик, какой-то грохот и шум, а затем пронзительный истерический плач.
Фанни ринулась к дверям, но Эмили схватила ее за рукав и испуганно сказала:
— Каролина… Там, в библиотеке…
— Этого я и боялась… Один Бог знает, что твоя мать ей наговорила… Пусти, я должна быть с ней…
— Мы не должны вмешиваться, Фанни. К тому же там Уильям…
Но Фанни ее больше не слушала. Оттолкнув Эмили, она побежала по коридору. Рывком распахнув двери библиотеки, она увидела кричащую, бьющуюся в истерике Каро, лежащую вниз лицом на полу. Одновременно она заметила огромное черное пятно на ковре и с головы до ног облитую чернилами леди Мельбурн. Они капали с ее тщательно уложенной прически, тонкими струйками стекали с ее напудренного лица вниз, по шее и по ее великолепному шелковому платью. Уильям наклонился, чтобы поднять тяжелую медную чернильницу, валяющуюся у ее ног.
Фанни подбежала к Каролине и, обняв ее за плечи, попыталась поднять ее с пола, но Каро, казалось, совершенно обезумела — она яростно отбивалась, размахивая руками и выкрикивая что-то нечленораздельное, до тех пор, пока, наконец, Уильям не сгреб ее в охапку. Все это время леди Мельбурн стояла неподвижно, словно статуя, с высыхающими на лице и платье черными пятнами.
Уильям при помощи Фанни перенес Каро на кушетку. В дверях столпились испуганные слуги, и Уильям раздавал им четкие и краткие указания: одного он послал за доктором, другого за вином, третий должен был дать понюхать Каро жженых перьев и настежь распахнуть окна.
Наконец леди Мельбурн обрела дар речи. Ее голос дрожал от ярости:
— Эта девчонка… она помешалась! Как она посмела?!
Уильям повернулся к матери, в его лице не было ни кровинки, но, когда он заговорил с ней, в его глазах светился холодный гнев:
— Ты сама виновата! Как ты могла…
— Я сказала то, что должна была сказать, Уильям! Я выполнила свой долг! Этот ребенок — умственно отсталый, ему необходим врач!
— Ты обвинила во всем Каро. Ты заявила, что это она во всем виновата… Ты сказала ей, что тебя вовсе не удивляет, что она произвела на свет умственно отсталое дитя… Это отвратительная, гнусная ложь! Наш сын абсолютно здоров — слышишь, абсолютно, так же, как и Каролина!
— Мой бедный Уильям, ты, должно быть, совсем ослеп, если заявляешь об этом даже теперь — теперь, когда ты стал свидетелем ее припадка!
— Ты сказала вполне достаточно, чтобы довести до безумия кого угодно! Мало того что ты заявила ей, что наш ребенок — идиот, ты еще обвинила в этом Каро!
— Ты прекрасно знал мое мнение о Каролине еще задолго до того, как вы с ней поженились. Она всегда была взбалмошной и непослушной девчонкой, и в этом она должна винить свою мать, а не меня! А бедняжка Огастес… Меня очень беспокоит его здоровье, и я считаю своим долгом открыть вам обоим глаза — он умственно неполноценен, и, возможно, сейчас еще не поздно обратиться за помощью к врачам… Ему необходимо лечение, возможно, даже операция…
— Уильям, не позволяй ей… не позволяй… — обливаясь слезами, закричала Каролина, — она так сильно ненавидит меня, что ненавидит даже моего ребенка!
— Каро, прошу тебя, успокойся… это какая-то ошибка. С нашим мальчиком все в порядке, клянусь тебе. Скоро он начнет разговаривать и бегать так же, как и все другие дети… Все в свое время…
Каро прижалась к Уильяму, и ее бурные рыдания постепенно превратились в тихие, жалостные всхлипы.
Слуга принес бренди; Фанни налила немного в стакан и передала его Уильяму.
Каролина сделала несколько глотков, и ее щеки слегка порозовели.
— Обещай мне, Уильям, что ты никому не позволишь обижать нашего мальчика! — взволнованно сказала она.
— Любимая, конечно, не позволю, но, возможно, нам все же стоит показать малыша докторам, чтобы быть совершенно уверенными…
— Я и так уверена, что с ним все в порядке! Ты же сам только что поклялся мне в этом! И миссис Роуз тоже так думает. Не обращай внимания на свою мать, не слушай ее. Если ты меня любишь, ты вообще не должен с ней больше разговаривать… Но я знаю, ты все равно простишь ее…
— Да, — ответил Уильям. — Я не могу поступить иначе, и ты тоже обязательно простишь ее.
— Никогда! Я ничуть не сожалею, что швырнула в нее этой чернильницей, наоборот, я очень рада! Да, я вела себя как сумасшедшая, но ведь она так меня и называет, не так ли? Жаль, что мне удалось всего лишь испортить ей платье, а не разбить ей в кровь лицо!
— Дорогая, ты слишком перевозбуждена, подумай, что ты такое говоришь?!
— Да, мои нервы на пределе, — ответила Каролина, садясь на кушетку и откидывая с лица спутанные кудряшки. — Она — мой враг. Я знала это еще до замужества, и я боялась выходить за тебя. Помнишь, что случилось со мной на нашей свадьбе? Это все из-за нее. Спроси Фанни, она подтвердит. Я… видела сон; вещий сон, и если бы я была хоть чуточку умнее, то не стала бы пренебрегать им.
— Расскажи мне о том сне, Фанни, — попросил Уильям несколькими часами позже, когда Каро наконец уснула, а леди Мельбурн заперлась в своей комнате вместе с Эмили. Уильям и Фанни поужинали вдвоем и теперь сидели в библиотеке.
— Быть может, не стоит об этом? — откликнулась Фанни. — Ничего серьезного. Ты же знаешь, в тот день Каро перенервничала, и врач дал ей выпить слишком большую дозу опийной настойки, вот ей и привиделся этот кошмар. Вся беда в том, что она придает ему слишком большое значение.
