Леди Леона Сеттон — маленькая, пухлая и теперь совсем седая — сидела около камина в окружении женщин и пряла нитки из нечесаной шерсти.
В дальнем конце залы возвышался помост, где в резном кресле под балдахином восседал лорд Одо Сеттон, по-прежнему темноволосый и грозный. На нем была нарядная накидка из темно-синего бархата, отороченная горностаем. Перед ним толпилась небольшая кучка крестьян, слуг и стражи. Голос Сеттона эхом разносился по зале, и, хотя на расстоянии слов нельзя было различить, в его голосе отчетливо слышался гнев. Бернарду стало жалко крестьянина, на которого изливал свою злобу Сеттон, — тот стоял с поникшей головой в сторонке от остальных.
Из четверых детей Сеттона Бернард не увидел ни одного. Особенно странно было отсутствие Джулиуса на этом сборище вассалов отца. Странно было и то, что ни одна из девочек не сидела подле матери.
Клэр была младшей и самой шаловливой. Неужели она до сих пор изводит отцовских солдат своими легкомысленными приказаниями? И по-прежнему ли у нее грациозная, королевская походка и игривая улыбка?
За время своего отсутствия он частенько вспоминал Клэр и спрашивал себя, стоит ли ему брать в жены такую дерзкую девчонку. Но, возможно, с годами материнские усилия обуздать обаятельную, хотя и своенравную, девочку и обучить ее обязанностям жены увенчались успехом.
Интересно, как леди Клэр Сеттон отнеслась к тому, что она обещана в жены Бернарду Фицгиббонзу? И что она скажет теперь, когда он вернулся за ней? Он ведь стал рыцарем… правда, с пустыми карманами. То, что лежало у него в вещевом мешке, кое-чего стоило, но сумма явно недостаточная, чтобы содержать дом и жену.
Сейчас август. Через несколько недель листья опадут, и почувствуется приближение зимы. Смогут ли они с Клэр пережить грядущую зиму? Это зависит от того, чем их наделит лорд Сеттон.
Бернард рассчитывал на каменный особняк, способный противостоять зимним вьюгам. Дом и земельный надел должны быть достойны рыцаря, зятя лорда Сеттона, чтобы он мог с удобством начать там свою семейную жизнь.
Хорошо бы, чтобы кладовые в доме были полны, так как Бернард понятия не имеет, где добывать продукты. Придется Клэр об этом позаботиться.
Бернард пересекал залу, когда к нему подошел один из стражников. Он узнал Эдгара, давно состоящего на службе в доме.
— Бернард! — Эдгар приветственно поднял руку. — Рад снова тебя видеть. Как твоя нога?
— Зажила. — Кажется, всем уже известно, что он сломал ногу. Слава богу, что лишь несколько преданных друзей знают, как это произошло.
Бернард кивнул в сторону несчастного крестьянина.
— Его светлость уже разобрался с этим беднягой?
— Почти. Пойдем, я сообщу Майлзу, что ты здесь, — сказал Эдгар и подбежал к человеку, стоящему по правую руку Сеттона, — сенешалю
[2] Дассета.
Подойдя поближе к помосту, Бернард понял, отчего Одо так разгневан на крестьянина. Вол этого бедолаги разнес несколько огородов в деревне, истоптав урожай.
Сеттон повернулся к Майлзу.
— У тебя есть перечень убытков?
— Да, милорд, — ответил сенешаль.
— А те, кто понес эти убытки, здесь?
Майлз кивнул.
Сеттон сверху вниз посмотрел на крестьянина.
— Ты возместишь урон каждому из пострадавших соседей: вытоптана капуста — отдашь свою капусту или отработаешь.
— Милорд, — дрожащим голосом произнес крестьянин, — мой огород тоже пострадал, и у меня не хватит дней, чтобы…
— Если ты не можешь возместить убытки, то я заберу твоего вола, а пострадавшим отдам запасы из своих кладовых. — Сеттон махнул рукой крестьянам, стоявшим внизу помоста. — Майлз поможет вам получить причитающуюся плату.
Крестьянин от страха лишиться вола побледнел, но покорно кивнул в знак согласия.
Сеттон не успел подняться с кресла, как сенешаль наклонился к его уху и сделал жест рукой в сторону Бернарда.
Бернард выступил вперед, и сердце у него от волнения забилось сильнее. Четыре долгих суровых года он ждал того момента, когда заявит о своих правах на вознаграждение.
Лорд Одо Сеттон повернулся к Бернарду, и тот, поклонившись ему в пояс, произнес:
— Милорд.
Сеттон молчал и лишь внимательно рассматривал Бернарда, словно не верил своим глазам. Но Бернард вынес испытующий взгляд — он уже не тот робкий оруженосец, и его не так-то легко испугать, если это вообще возможно.
— Фицгиббонз, — со вздохом произнес Сеттон. — А я уже впал в отчаяние, решив, что ты заблудился по дороге из монастыря в Дассет.
Бернард не стал обращать внимание на оживление в толпе и насмешку в голосе Сеттона.
— Я не заблудился, милорд, просто задержался.
— Может, ты еще что-нибудь сломал?
В зале послышался смех. Сеттон, однако, был не склонен к веселью.
— Вскоре после того, как у меня зажила нога, я получил весть от друга-рыцаря с просьбой приехать. Я отправился к нему и помог выйти из затруднительного положения.
— Ты посчитал дела этого рыцаря настолько важными, что не поспешил тут же явиться к своему сюзерену?
Смех в зале стих, а у Бернарда похолодел затылок.
— Милорд, там на карту была поставлена жизнь женщины и младенца. Я обязан быть верен клятве рыцаря и приходить на помощь в случае необходимости.
Сеттон прищурился и хмыкнул.
— Какой дурак посвятил тебя в рыцари?
— Я был возведен в рыцарское достоинство Ранульфом, графом Честерским, после тяжелой битвы с сарацинами за овладение Нилом.
Этот знатный английский дворянин остался живым лишь благодаря военному умению Бернарда. Сеттон был с ним знаком и при желании мог удостовериться в правдивости слов Бернарда.
— А он тебя ни с кем не перепутал?
Бернард сдержал гнев. Не к чему выходить из себя. Черт, жаль, что в кресле Одо сидит не Джулиус.
— Нет, лорд Сеттон, здесь нет ошибки. Я заслужил титул рыцаря.
Сеттон брезгливо отмахнулся от него.
— Ты присягал на верность графу?
— Я никому не присягал на верность, а всего лишь произнес рыцарскую клятву. Граф понимал, что я верен… хозяину Дассета.
— Что ж, теперь принеси мне клятву верности.
Бернард свыкся с мыслью о том, что он опустится на колени перед Джулиусом Сеттоном и принесет ему присягу. Но его господином по-прежнему был Одо, и для того, чтобы получить обещанное вознаграждение, он должен произнести клятву. Бернард поднялся на помост, встал на колени перед Сеттоном и поднял вверх сложенные вместе руки, которые Сеттон крепко сжал.
