— Не дергайся, глупышка! Здесь для тебя гораздо безопаснее, чем в каптерке. Братва с тобой церемониться не станет.
Он уложил ее на спину и, прижав ей коленом груди, стал привязывать ее руки к спинке койки.
— Мне больно! — вскричала Розина. — Зачем ты так туго затянул узлы на запястьях! Лучше развяжи меня, я ведь все равно отсюда не убегу.
— Тебе нравится, когда тебя трахают связанной, — рассмеявшись, ответил Перкинс. — И не притворяйся невинной овечкой. Я уже убедился на собственной шкуре, что ты законченная потаскуха и садомазохистка. Сейчас я преподам тебе хороший урок!
— Ты решил мне отомстить, ублюдок! — пропищала срывающимся голоском Розина, егозя на койке. — Ты не джентльмен!
— А ты думала, что я прощу тебе твои фокусы с лебедкой? — рявкнул Перкинс. — Ведь я так и простоял тогда на цыпочках до утра, пока меня не отвязали сменщики. Мне еще повезло, что они не воспользовались моей беспомощностью и не продраили мне зад. Ничего, сейчас ты мне за все ответишь!
Розина встрепенулась, охваченная радостным ожиданием его своеобразных суровых ласк. Побоев и жесткого секса она не боялась, главное, чтобы он ее не покалечил, войдя в раж. Синяки на ягодицах, боль в анусе и жжение во влагалище Розина считала непременными тонизирующими атрибутами регулярной сексуальной жизни и не представляла себе без них своего существования. Вот почему, желая разозлить Перкинса, она сказала:
— Я пожалуюсь на тебя капитану, и он тебя уволит.
Перкинс запрокинул голову и расхохотался.
— Не пытайся меня запугать, глупышка! Ты уже никому не пожалуешься, потому что я скормлю тебя акулам. — Он наклонился над ней, обдав ее запахом пота, и добавил: — Ты даже не представляешь, сколько легкомысленных девчонок нашли свою смерть в море. А утром их рваные трусики обнаруживали на поручне, лифчик — болтающимся на флагштоке и составляли очередной протокол о случайном падении пассажирки за борт.
Розину охватил озноб: она сообразила, что ее жизнь действительно в опасности.
Перкинс выпрямился и снисходительно успокоил ее:
— Однако, малышка, я, возможно, и не стану тебя убивать, если ты будешь паинькой. Главное, проворнее верти задом, когда я буду его чистить.
— Катись ты ко всем чертям, похотливый дурак! — воскликнула Розина и стиснула колени. Ей не нравилось, когда ее пугали.
Перкинс расстегнул ремень и молнию на джинсах и ответил:
— Может быть, мне и суждено поджариваться у чертей на сковородке, крошка. Но только сперва я устрою адское пекло в твоем передке. Раздвинь-ка пошире ножки!
Джинсы соскользнули с его бедер на грязный пол, и сердитый дракончик, вырвавшись на свободу, уставился на Розину единственным слезящимся взглядом. Он был разъярен встречей с ней так, словно бы она только что отхлестала его ремнем.
— Не слишком ли много ты на себя берешь! — воскликнула Розина. — Не воображай, что тебе удастся легко овладеть мною, гнусный негодяй! Я оторву тебе мошонку, мерзавец!
В подтверждение своих намерений она начала брыкаться.
— Неплохое начало, крошка, — рассмеявшись, пробасил механик Перкинс. — Чем сильнее ты будешь сопротивляться, тем тверже будет мой шалун. Взгляни-ка, он настроен очень серьезно.
Розина посмотрела на пенис, который багровел и разбухал у нее на глазах, и затрепетала. В словах и во всем облике механика Перкинса было что-то звериное, дикое, опасное. Розина обожала необузданных мужчин. Чем сильнее они прижимали ее к кровати, чем яростнее лупили ее кнутом по попке, тем острее ощущала она оргазм. Торчащий из курчавых волос огромный член Перкинса волшебным образом дотянулся головкой до пупка. Яички, вкус которых она хорошо помнила, болтались между волосатыми ногами в морщинистом кожаном мешочке, вызывая в ее лоне пожар и дрожь в коленях. Розина облизнула пересохшие губы и замерла в тревожном ожидании его дальнейших действий.
Механик Перкинс вытащил из-под кровати металлические цепи с большими кольцами на концах, присел на койку и, крепко сжав рукой лодыжку Розины, надел ей на ногу кольцо. Она начала брыкаться, но это не помешало ему надеть кольцо и на вторую ее ногу. Потом он пощупал ее взмокшую киску, одобрительно хмыкнул, встал с койки и начал протягивать цепи через кольца, вделанные в стенку кубрика над изголовьем кровати. Видимо, эти приспособления были предусмотрены на случай сильной качки, но смекалистый механик использовал их по-своему.
Работая ловко и уверенно, Перкинс задрал цепями ноги Розины вверх так, что коленки коснулись грудей, а половые губы чуть не вывернулись наизнанку. Возмущенный клитор налился кровью и торчал, словно штырь, над вратами разверзшегося лона. По промежности и ягодицам струился ароматный нектар, анус сердито сжался, готовый к жестоким испытаниям на прочность. Сдаваться без боя Розина не собиралась.
Перкинс достал из тумбочки кусок веревки, хлестнул ее концом по лобку Розины и будничным тоном заметил:
— А ведь Джек прав! У тебя действительно симпатичная мочалка.
— Хам! Да как ты смеешь так называть мою пушистую киску! — воскликнула Розина, возмущенная его непочтительным отношением к самой драгоценной части ее тела. — Если ты не прекратишь говорить мне гадости, я рассержусь!
— Как, однако, ты любишь свое сладенькое местечко! Мне странно слышать это от продажной девки, — сказал Перкинс и, присев на корточки возле койки, наклонился и понюхал ее передок.
— Я не проститутка! — воскликнула Розина и попыталась его лягнуть.
Он улыбнулся, погладил ее ладонью по ноге и, засунув палец ей в вульву, возразил:
— Порядочные девушки не трахаются с незнакомыми моряками. Если ты не шлюха, тогда у тебя беда с головой. Ничего, я живо тебя вылечу, по-нашему, по-флотски. — Он бесцеремонно вогнал ей палец в зад и стал двигать рукой, расширяя анальное отверстие.
Розина ахнула и задрожала, в клиторе возникла пульсация.
Перкинс наклонился и впился ртом в ее половые губы. Нектар лона потек по его небритому подбородку. Перкинс начал дразнить клитор языком. Бедра Розины заходили ходуном, она закусила нижнюю губу, чтобы заглушить сладострастный крик. По ее животу и бедрам разлилось приятное тепло. Дыхание стало неровным и учащенным. Розина выпятила низ живота, пытаясь плотнее прижаться им к его губам. Однако Перкинс внезапно отпрянул, и холодный воздух устремился в ее горячее влагалище.
— Хватит меня дразнить, — сказала она. — Побаловался — и довольно, теперь трахни меня, как настоящий мужчина.
— Тебе действительно этого хочется? — спросил Перкинс.
Розина ничего не ответила.
Он стиснул клитор зубами и прикусил его, чем привел Розину в неистовство. Желание ощутить в себе его великолепный пенис стало нестерпимым. Перкинсу же хотелось подольше помучить ее, заставить униженно умолять его взять ее грубо, по-скотски. Он умышленно терзал ее, то облизывая, то целуя, то обсасывая самые чувствительные участки. Его свернутый трубочкой язык, приникавший между половыми губами с поразительным проворством, не мог не вызвать у нее потребность в ощущении чего-то более существенного в своем лоне.
