— Я всегда высмеивал бывших школьных спортсменов, которые женились и начинали набирать вес. Теперь понимаю, как это происходило. — Он подмигнул Кайле.
— Ты занимался спортом?
— Да, в школе.
— Каким?
— Хмм, дай-ка вспомнить. — Он сделал глоток кофе. — Я бегал на короткие дистанции, играл в баскетбол и занимался греблей.
— Греблей?
— Не думаю, что у вас в Техасе это практикуется.
— Наверно, именно от гребли у тебя развились такие восхитительные мускулы на плечах и бедрах.
Она скользнула взглядом по ногам мужа и заметила шрамы, уродливые розовые отметины, покрывающие его левую ногу, словно линия железнодорожного полотна.
Тревор опустил вилку и воззрился на жену. Поставив локти на стол и, сцепив руки в замок, он ожидал, когда же черты ее лица скривятся от отвращения. Этого не произошло. Когда Кайла посмотрела на него, в ее карих глазах светилось лишь сочувствие.
— Я предупреждал, что далеко не красавец, — натянуто произнес он.
— Все не так плохо, Тревор.
— Но и не хорошо.
Она снова посмотрела на его ногу.
— Должно быть, тебе было ужасно больно.
— Да.
— Ты никогда не рассказывал, что произошло.
Он поерзал на месте, и она сочла это признаком смущения.
— Не имеет значения.
— Однажды ты сказал, что стесняешься носить шорты. Не стоит.
Губы его искривились в усмешке.
— Считаешь, что не все дамы на пляже станут отворачиваться от меня или в ужасе пускаться наутек?
— Как раз наоборот. Ты очень привлекательный мужчина.
Он тут же посерьезнел и, подавшись вперед, спросил:
— Ты, правда, так думаешь?
— Да.
Прошло несколько мучительно долгих моментов, в течение которых Кайла пребывала под гипнозом хриплого голоса и магнетического взгляда.
Наконец она смахнула с себя оцепенение и вскочила с такой поспешностью, что с силой ударилась о край стола, отчего задрожали стаканы.
— Если ты доел, я помою посуду.
Она развернулась, но замерла на месте, почувствовав руки Тревора, проникающие под пояс халата у нее на талии. Потянув ее на себя, он заставил ее повернуться к себе лицом. Кайла оказалась стоящей между его широко раздвинутыми бедрами, прижимаясь лобком к его торсу, а грудью упираясь прямо в лицо.
— Спасибо за завтрак. — Слова, произнесенные низким волнующим голосом, были приглушены тканью ее халата.
— Это было меньшее из того, что я могла сделать.
Она опустила глаза на его макушку, рассматривая копну черных вьющихся волос и с невероятным трудом подавляя желание запустить в них пальцы, почувствовать их мягкую текстуру.
Тихонько застонав, Тревор потерся небритой щекой о ее грудь, и Кайла закрыла глаза от удовольствия.
— Ты принимала ванну сегодня утром. — Это не было вопросом.
— Да.
— Ты хорошо пахнешь. Мылом. Тальком. И женщиной.
Он принялся легонько покусывать ее сосок через ткань халата. В действительности он не целовал его. И не посасывал, а просто терся приоткрытым ртом о ее грудь до тех пор, пока та не стала отвечать ему, и тогда он дотронулся до затвердевшего соска языком.
— Завтрак был вкуснейшим, — прошептал он. Кожа Кайлы стала влажной там, где ее касалось дыхание Тревора. — А будет ли десерт? — Он глубже зарылся лицом в ее податливую плоть, но тут же отстранился и посмотрел на жену. — Что скажешь?
На лице Кайлы застыло испуганное выражение, и Тревор, тихонько рассмеявшись, оттолкнул ее от себя и поднялся со стула.
— Не бери в голову. Давай одеваться, и поехали за нашим малышом, пока твои родители совсем его не избаловали. — Он бросил взгляд на часы. — К тому времени, как мы приедем, они уже должны вернуться из церкви. Хочу отвезти всех на обед. В клубе «Петролеум» по воскресеньям предлагают отличный шведский стол.
— Мы же не члены этого клуба, — с трудом вымолвила Кайла, все еще поглощенная ощущением губ Тревора на своей груди.
— Зато я — да. — Он ущипнул ее за нос. — Давай я сам помою посуду, а ты иди одевайся. Хочу похвастаться своей женой. — Он чмокнул ее в губы и наградил шлепком по мягкому месту.
Двадцать минут спустя, причесавшись и накрасившись, Кайла вышла из смежной ванной в спальню. Именно тогда ей пришла в голову мысль о том, что они с Тревором могут не делить супружеское ложе, но не спальню.
Она застала его за натягиванием брюк. Краем глаза, отметив его светло-голубые трусы, она поспешно отвернулась и со словами «Прошу прощения» совсем было собралась нырнуть обратно в ванную, но его твердый голос остановил ее:
— Кайла.
— Да?
— Повернись.
— Зачем?
— Потому что я хочу поговорить с тобой.
Она медленно повернулась, старательно глядя куда-то поверх его головы. Тревор привычным жестом застегнул молнию на брюках и, как был босой и без рубашки, подошел к жене.
Я принимал душ в комнате для гостей, чтобы не стеснять тебя, но вся моя одежда хранится в комодах и гардеробе здесь. Было бы чертовски неудобно все это переносить.
Она нервно облизала губы.
— Все хорошо, хорошо. Давай просто стараться держаться друг от друга подальше, ладно?
— Я не стану этого делать, — засмеялся он, но, заметив, как она нахмурилась, поспешил добавить: — Давай так: ты можешь не стесняться меня, а я постараюсь не смущать тебя и держаться подальше. Идет?
Было невероятно сложно соображать трезво, глядя на его обнаженный торс, поэтому Кайла эхом повторила:
— Идет.
— Вот и хорошо. — Он отвернулся, продемонстрировав ей широкую загорелую мускулистую спину, и направился к своему шкафу выбирать рубашку, проделывая это с невозмутимостью человека, находящегося в комнате в одиночестве.
Кайла с трудом заставила свои ноги пойти к ее собственному шкафу. Там она в нерешительности замерла, набираясь мужества, чтобы снять халат.
«Ты ведешь себя как ребенок», — зло сказала она себе. Ночная сорочка, в которой она предстала перед Тревором вчера ночью, являлась гораздо более откровенной, чем бюстгальтер и трусики, в которые она была облачена сегодня. Не давая себе времени на раздумья, она поспешно сбросила халат.
— Я тут подумал.
При звуке голоса Тревора она вздрогнула, словно получила пулю в спину.
— О чем же?
Она заставила свои трясущиеся руки аккуратно повесить халат на плечики и убрать его в гардероб. Это простое действие потребовало от нее невероятной концентрации, потому что она знала, что Тревор, вероятно, рассматривает ее спину и тоненькие атласные бретельки ее бюстгальтера.
