Как ни парадоксально, командам кораблей жизнь на протяжении большинства из двадцати четырех часов каждых суток казалась куда более комфортабельной и безопасной, чем для бойцов на берегу. Попивая джин в теплой кают-компании в предвкушении как всегда превосходного на Королевском военно-морском флоте ужина, кучка офицеров откровенно обсуждала события истекшего дня и прикидывала шансы пережить завтрашний. Очутившись в одиночестве в каютах, усталые командиры кораблей докладывали казавшейся нескончаемой процессии ведомственных начальников о состоянии машины, расходе боеприпасов и положении со снабжением. Успеют ли они сделать ночной рейд для пополнения запасов в море и своевременно вернуться в район боевого патрулирования, дабы быть наготове, когда рассветет? Какие там известия принесут о бравом матросе Смите или Джоунзе, лежащем раненым в лазарете в селении Эйджэкс-Бэй или на борту госпитального судна «Уганда»? Можно ли как-то усилить установку «Бофорс»? Или лучше бросить все силы на починку доставляющего хлопоты кормового конденсатора, водоприемник которого забивают настырные водоросли? У старших офицеров на воде оставалось куда меньше времени на сон, чем у коллег с берега, поскольку свет горел, а люди в часы ночного мрака трудились с той же отдачей, как и днем. Порою ночью даже те, кто урывал часик-другой сна на своей койке, просыпались от лязга «свайного молота» по корпусу судна — то взрывались в воде «пугала», предназначенные для противодействия возможным проискам со стороны вражеских диверсантов-аквалангистов. На протяжении всей войны команды несли усиленную боевую вахту — шесть часов на посту и шесть на отдыхе, если, конечно, не приходилось подниматься по тревоге и бежать к оружию. Более всех доставалось связистам. На корабле управления «Фирлесс» за период войны было принято и отправлено 100 000 сообщений — всего миллион в размноженном виде. По подсчетам одного офицера, за тот же промежуток времени на мостик поступило около 5000 вызовов.
Бойцы поднимались задолго до утра, завтракали как следует до боевой тревоги все манипуляции на камбузе прекращались, а все стулья и свободные предметы закреплялись. Когда выход на посты по тревоге стал обычным делом, на многих кораблях она объявлялась с помощью громкоговорителя, а не пронзительным гудком. Голос в динамике не так действовал на нервы, как душераздирающий вой сирены. Даже и в темноте большинство личного состава не трудились снимать белые огнезащитные накидки, но на отдыхе и за едой отбрасывали капюшоны за спину, а с рассветом попросту натягивали на голову и надевали рукавицы. Затем капитаны выступали с ежедневным утренним обращением к командам судов. «С добрым утром, — так обычно начинал Джереми Ларкен с «Фирлесса» свое типичное приветствие. Повсюду на судне более тысячи военнослужащих, многие из которых за целый день не видели естественного света, напрягали слух, дабы уловить голос командира среди урчания вентиляторов и сопения кондиционеров, рокота машины и постоянного движения — звука каких-то команд, звонков телефонов и топота ног снующих туда и сюда людей. — Денек довольно пасмурный, хотя и не настолько, насколько бы нам того желалось. Мне бы хотелось предупредить как команду корабля, так и наших гостей о том, насколько громкий звук производит бомба, когда взрывается в воде. От этого «кашляет» система вентиляции, из переборок вылетают заглушки и уплотнения, ну и так далее. Я просто настраиваю вас на возможность чего-нибудь такого, чтобы вы, когда услышите большой бум, не думали, будто наступает конец света…»
В кают-компании около динамиков гурьбой толпились летчики. Помощник командира эвакуированного LSL тыкал в клавиши пианино, точно подбирая какую-то непонятную мелодию. Кэптен Ларкен продолжал описывать ситуацию и давать ориентировку на день: «… «Бродсуорд» будет сегодня заводилой, а «Плимут» — голкипером. «Рэйпир» нынче в отличной форме, у нее ушки на макушке, а посему будем надеяться на хороший денек…»
Когда над полем боя забрезжил рассвет, над местом последнего пристанища «Энтилоуп» продрейфовала маленькая желтая спасательная шлюпка. Верхние настройки каждого боевого корабля напоминали установки для съемок некой эпической батальной кинодрамы о сражении в Атлантике. Молодые бойцы с суровыми лицами стояли за листами железа и мешками с песком у пулеметов в рукавицах, шапочках-«балаклавах» и касках. «Все сетуют на современную молодежь, — сказал как-то утром капитан «Арроу». — Пошли бы и посмотрели на этих парней». При этом он указал на семнадцати— и восемнадцатилетних стрелков «Эрликонов» на крыльях мостика. Данное справедливое замечание всего лишь в тысячный раз в истории доказывало, что даже молодые люди, когда на них возлагалась большая ответственность, почти всегда превосходно справлялись с задачами. В тот самый момент испытания для британцев те, кто постарше, искренне радовались, когда видели, как хорошо знали дело вчерашние подростки. Людьми помоложе, как и всегда, руководило чувство верности товарищам, кораблям и частям, оно доминировало в их мыслях и отражалось на поведении в бою.
«Я полагаю, что боевой дух скорее повышается, нежели снижается, — высказывал мнение военврач в ранге лейтенанта Королевских ВМС с фрегата «Арроу» утром 25-го числа. — Люди становятся злее, делаются более агрессивными по отношению к неприятелю». Главный старшина флота, находившийся на боевом посту в команде по борьбе за живучесть корабля, говорил: «После 1945 г. была одна теория. Теперь же мы жили реальностью, а будут делаться ошибки, преподаваться уроки, все так, как в последний раз. Парни малость боялись из-за потерь. Дело не в кораблях — их можно заменить. Дело в людях». Затем прозвучала первая боевая тревога дня, а командир по трансляции напутствовал команду корабля: «Не забудьте, ребята, когда они явятся, надо задать им трепку». Война полна клише, поскольку только клише могут подходить к драматическому действу в определенные острые моменты.
***
На 25 мая в Аргентине приходится главный праздник страны. Британцы с самого начала знали, что противник постарается из кожи вон вылезти, но достойно отметить дату. Но когда закружились над кораблями волны вражеских самолетов, ПВО отозвалась на вызов неприятеля вполне достойным образом. Два «Миража», преследуемые «Харриерами» и изгоняемые из Фолклендского пролива, были сбиты ракетами «Си Дарт» с «Ковентри», которому в тот раз выпало дежурить в пикете с «Бродсуордом». «Ковентри» позднее записал себе на счет третий летательный аппарат, на другой претендовал расчет ЗРК «Рэйпир», а еще на один — зенитчики «Ярмута»
[370]. Боевой дух у бойцов на якорной стоянке воспарил в небеса.
