В действительности главная проблема аргентинцев заключалась не в их тактический позиции, не говоря уж о службах тыла, а в моральном состоянии личного состава — в боевом духе войск на переднем крае. У солдат в горах он находился в куда худшем состоянии, чем британцы могли себе представить. «До 1-го мая никто на самом деле не верил, будто придется драться, — рассказывал один из солдат 7-го пехотного полка. — Но когда англичане перешли в атаку, тут уж все забеспокоились. Некоторые из наших ребят жаловались на имевшееся оружие. Им говорили, мол, боеприпасов у нас на двое или трое суток, но когда дело дошло до драки, их едва хватило на два или три часа…» Гильермо, другой солдат 7-го полка, занимавший позицию на Уайрлесс-Ридж, признавался, что только после войны узнал, где он тогда находился. «Нам никто даже не сказал, куда мы отправляемся… Мы не были готовы психологически. Я чувствовал себя роботом. В моей роте мы хоть все имели среднее образование, но в ротах «А», «В» и «С», которые располагались на самом переднем крае, попадались ребята и вовсе не знавшие о существовании каких-то там Мальвинских островов».
Гильермо рассказывал о росте проблемы с нехваткой продовольствия у солдат по мере того, как способность аргентинцев доставлять припасы вертолетами все уменьшалась. Он с друзьями по ночам несколько раз проходили 3 мили (4,8 км) до Порт-Стэнли, где просто крали еду со складов. Те, кому досталось нести службу дальше от столицы, не имели столь благоприятной возможности поправить дела. «Каждый раз, когда мы слышали, как на аэродроме садятся транспортники «Геркулес>, наше настроение поднималось. Мы ждали подвоза провизии. Но потом начинали недоумевать, что там происходит, поскольку до нас ничего не доходило».
На протяжении короткого промежутка времени британцы тешили себя надеждой, что аргентинцы поймут — раз там на высотах находятся две британские бригады, их судьба решена и остается только сложить оружие. Как-то ночью Майк Роуз из САС в компании пленного аргентинского офицера и капитана Рода Белла, переводчика морской пехоты, полетели к Эстансия-Хаусу, надеясь связаться оттуда по гражданской телефонной сети с кем-нибудь из Порт-Стэнли. Линия не работала. Но на следующий день Белл, в целях оказания возможно требующейся медицинской помощи населению, начал выступать на доступных для приема жителями Фолклендских островов под аргентинской оккупацией частотах. Он установил контакт с доктором Элисон Блини, выступавшей в роли главного врача больницы Стэнли, и призвал всех слышавших обращение аргентинцев вступить в диалог с британцами по гуманитарным соображением, чтобы защитить интересы гражданского населения. Сразу во вражеском стане никто не откликнулся, но Роуз и Белл не сомневались — противник слушает передачу. Они начали выходить в эфир ежедневно, все так же уверенно и напористо требуя от неприятеля ответить на их призыв во имя гуманизма и порядочности. Это было их «сделай сам» в области психологических приемов ведения войны.
Одним из многих недостатков, выявившихся в ходе кампании, стало, несомненно, отсутствие в распоряжении Министерства обороны специальной воинской части психологической войны. Однако куда более удивителен тот факт, что Белл — которого пришлось использовать как переводчика, оторвав от выполнения обычных обязанностей адъютанта штаба бригады коммандос и эскадрона связи, — оказался едва ли не единственным говорившим по-испански человеком во всей группе. Просьба Джулиана Томпсона прислать людей из центра военной разведки в Эшфорде встретила отказ, поскольку Лондон приказал опрашивать пленных только, так сказать, в белых лайковых перчатках. Бегло говорившего по-испански офицера Королевских военно-морских сил, следовавшего из Британии на «Фирлессе», отправили домой с острова Вознесения, поскольку начальство в последний момент узнало об отрицательных данных пройденного им медосмотра. До конца войны все надежды британцев на ведение переговоров с аргентинцами возлагались на выходы в эфир Роуза и Белла, ибо Белл обладал знаниями латиноамериканского характера, а Роуз имел подготовку и опыт действий в условиях осады, как в случае с тем же иранским посольством в Лондоне
[481].
Молчание в ответ на вещание на медицинские темы очевидно свидетельствовало об отсутствии у аргентинцев намерения сдаться. Старший морской офицер противника, капитан Мелбурн Хасси, слушал передачи и докладывал их содержание генералу Менендесу
[482]. Но Менендес не испытывал желания уступать без боя, поскольку того требовала честь. Британцы чувствовали — придется сражаться, и многие командиры в их стане не сомневались: прежде чем генерал Менендес признает поражение, Порт-Стэнли превратится в груду руин. Всюду в окопах и за брустверами среди валунов и дернистого луговика в горах морские пехотинцы и парашютисты, трясясь от стужи, нетерпеливо ждали приказа о старте наступления. Каждый день. когда погодные условия оказывались более или менее сносными. не знавшие усталости «Си Кинги» челноками сновали туда и сюда между гор и холмов с орудиями и поддонами боеприпасов под брюхом, доставляя на позиции все необходимое, ибо, по мнению Мура и Томпсона, когда пехота пойдет вперед, им потребуется огромное количество боеприпасов для обработки вражеских расположений. А между тем ежедневно командиры получали донесения о росте случаев выхода из строя бойцов от погодных условий, диареи, траншейной стопы, обусловленных бесконечным ветром, дождем, снегом и холодом на вершинах холмов. Некоторые офицеры считали целесообразным для 3-й бригады коммандос уйти с высот до полной готовности к наступлению, оставив на вершинах только наблюдательные посты. Однако в таком случае пришлось бы гонять туда-сюда «пешедралом» и без того усталых людей, тем более что в долинах за кряжами они едва ли смогли устроиться много удобнее, а посему никто всерьез подобный вариант не обсуждал. Словом, солдатам не оставалось ничего иного, как высиживать на позициях семь, восемь, девять суток до тех пор, пока 5-я бригада перегруппируется вокруг Блафф-Коув и изготовится к боевым действиям. «Были бы мы на учениях, я бы повел парней вниз с горы Кент на третий день», — говорил Ник Вокс, командир 42-го отряда коммандос. И все же они смогли выстоять и даже приладиться к суровой стихии. Погоды на всем протяжении зимы стояли холодные или очень холодные. Однако условия все же не были совсем скверными — такими уж буквально невыносимыми, как опасались эксперты и составители планов перед высадкой. Один офицер из 3-й бригады коммандос писал жене в теплых выражениях, в каких обращались к женам сотни военнослужащих: «Долго это тянуться вроде бы не должно, и я обещаю тебе не рисковать зря. Я очень много думаю о тебе и очень люблю тебя. Дорогая, я знаю, как трудно всегда ждать известий, оставаясь зависимым от воли событий, но я верю — у тебя твердый характер и ты отважна, а потому сумеешь пережить тяжелые времена в роли главы семьи. Я так хочу вернуться к тебе и теперь буду ценить нашу жизнь вместе так, как никогда не ценил прежде. Человек слишком многое принимает как данность…»
