***
Для военнослужащих ВМС контраст между бытом в мирных и военных условиях не являлся таким поразительным, как для солдат сухопутных сил. Однако традиционный комфорт и политес на бортах кораблей в море куда-то испарился. Обивочные материалы, призы, картинки и прочие украшения пришлось либо убрать подальше, либо выбросить. На судах Королевского вспомогательного флота матросы укрепляли огневые точки мешками с картошкой. Ударная группа начала ощущать на себе «прелести» зимы в Южной Атлантике. День за днем корабли шли через волнующийся океан, зарываясь то носами, то кормой в огромные волны, вода хлестала по баковым надстройкам, башням и ПУ ракет, капли дождя и разносимые порывами ветра брызги то и дело скрывали из виду соседние суда, морось и туман снижали видимость до считаных кабельтовых. На отдыхе после вахты парни, на протяжении шести часов бросаемые от переборки к переборке и словно бы танцующие в попытке получше расставить ноги, чтобы как-то приладиться к качке, мечтали о малом — поспать, съесть чего-нибудь и, может статься, черкнуть письмецо домой. 23-го группа потеряла первый «Си Кинг», павший жертвой беспощадной погоды, а вместе с ним и первого бойца
[182]. Молодые командиры, до того знавшие лишь великую радость от вверенной им власти над кораблем, стали ощущать тяжкий груз ответственности. «Впервые чувствовалось одиночество командования, — рассказывал один из них. — Мне до чертиков хотелось поговорить с кем-нибудь, кем-то чужим, с другим капитаном, который мог бы дать совет или ободрить. Не осталось времени проверять людей, дабы убедиться, все ли делается правильно. Приходилось полагаться на каждого — надеяться на то, что он сделает положенное. Все эти нажитые в мирное время привычки отдавать приказы словами вроде «Не будете ли вы добры сделать то-то и то-то?» исчезли, мы говорили просто: «Выполнять».
Некоторые, однако, находили создавшиеся затруднения следствием чего-то вычурно гротескного — какой-то нелепости. «Порой ситуация представлялась абсолютно идиотской, — писал лейтенант Дэйвид Тинкер с «Гламоргана». — Вот мы здесь и сейчас, в 1982 году, ведем колониальную войну на другом конце мира. 28 000 чел. собираются драться за какой-то отвратительный кусок земли, населенный 1800 чел…» И все же подавляющее большинство товарищей Тинкера считали, что справедливость на их стороне. Компания унтер-офицеров и старшин на фрегате «Аргонот»
[183] дружно открыла рот, когда один из них — обычно человек довольно молчаливый — вдруг торжественно возвестил: «Нам надо разобраться с этим делом, чтобы дети наши смогли ходить всюду в мире с гордо поднятой головой…» На жилых палубах юноши, прослужившие в ВМС без году неделю, спрашивали себя: «Ну и как я это выдержу?» Еще полмесяца назад они по большей части и не представляли себе, где расположены Фолклендские острова. Нигде не прослеживался некий разительный переход от всего лишь игры мускулами военно-морских сил — демонстрации намерений — к осознанию неизбежной вероятности войны в Южной Атлантике, только все сгущались сомнения, шаг за шагом таяли надежды на дипломатическое урегулирование.
На большинстве кораблей перед входом в границы полностью запретной зоны (ПЗЗ), вступившей в силу 1 мая, прошли церемонии посвящения. Вудвард поведал капитанам, что предполагает урон среди кораблей. В Лондоне сэр Теренс Левин, имевший опыт конвойной службы по снабжению Мальты, когда урон превышал половину судов в колоннах, предупредил правительство о перспективах потерь. И все же людям, где бы те ни находились, — на воде или на суше, в командирских каютах или в тесных жилых отсеках, — было трудно примириться с мыслью о реальной близости перспективы настоящей трагедии. «Я легко себе представлял, что какие-то корабли получат повреждения, — признавался капитан фрегата. — Но в мозгу как-то не выстраивался образ тонущих, на самом деле идущих ко дну судов».
8
ПРОВАЛ МИССИИ
Когда откричишь ты: «Британия, правь!», когда отпоешь «Боже-боже, храни королеву»,
Когда ртом своим ты устанешь презренного бура разить…
Киплинг, Рассеянный нищий
Освобождение Южной Георгии прозвучало таким отчаянно необходимым сигналом для британского общественного мнения. По мере того, как кризис вступил в третью неделю своего здравствования, Тэтчер не оставила нации пищи для вопросов в отношении яркости своей политики, но росли и росли сомнения в плане того, к чему вся эта яркость приведет. Оперативное соединение, совершенно очевидно, никак не приближалось к изначально поставленной цели: запугать неприятеля и заставить его пойти на попятный или по крайней мере принудить к уступкам за столом переговоров. Допущение, служившее для многих основанием для одобрения отправки соединения, а именно то, что оружие применяться не будет, теперь вот-вот грозило вовсе исчезнуть из расчетов.
Бульварная пресса, за одним лишь несомненно храбрым исключением в лице «Дэйли Миррор», продолжала гнать материалы с неистовой накачкой военной истерии. «Двойное замыкание Хэйга», — вопила «Дэйли Мейл» с нескрываемым злорадством. «Ни шагу назад», — требовала «Экспресс». «Сан» в ответ на мирные предложения, не стесняясь в выражениях, рекомендовала: «Воткни это своей хунте!»
[184] Пресса страстно желала этакой старой доброй морской битвы, и с пылом ее в этом вопросе равнялись по силе лишь подозрения в отношении заговоров, которые плетет Министерство иностранных дел, дабы лишить всех пира страстей. «Пора прекратить войну политики», — настаивала огорченная «Дэйли Стар». Похоже, расстояние от места предполагаемого столкновения до Британии и невероятность потерь среди гражданского населения дома одни уже вызывали безрассудное нежелание даже помышлять о мире. В определенный момент на Даунинг-стрит так взволновались, что стали побуждать корреспондентов-лоббистов убедить редакторов осознать степень риска, грозящего оперативному соединению.
Нет особо убедительных свидетельств того, будто эта воинственная экзальтация и в самом деле отражала настроения публики. Отправка в плавание оперативного соединения, безусловно, снискала одобрение широкой общественности, однако на тот момент экспедиция не подразумевала объявления войны Аргентине. Хотя «Сан» уже в день выхода соединения в море заявляла: «Это — война!», газеты вроде «Обзервер», «Файненшл Таймс» и «Санди Таймс», как казалось, соглашались принять данный шаг правительства только в разрезе стремления к чему-то противоположному. В соответствии с мнением «Санди Таймс», контрвторжение на острова грозило стать «кратчайшим путем к кровавой катастрофе». «Файненшл Таймс», вообще не находившая поводов для поддержки отправки оперативного соединения, углублялась в сугубо экономические материи. Если говорить о серьезной прессе, лишь «Телеграф» и «Таймс» заявили себя как завзятые энтузиасты экспедиции. «Гардиан» твердо выступала против на всем протяжении истории.
