Какова была практическая ценность его деятельности? На тот момент – нулевая. Исследования Грамши могли бы пригодиться послевоенному поколению коммунистов, но они его опыт не оценили и толком не использовали. Хотя коммунистические перевороты в некоторых странах Восточной Европы носили «бархатный» характер, и данный опыт осмыслил другой теоретик – Ян Козак. Однако в целом коммунисты стояли на схоластической и архаичной платформе классовой борьбы. Итог – полный и повсеместный крах коммунистического движения.
Грамши рассуждает о том, почему Красное двухлетие в Италии закончилось не разгромом, а именно капитуляцией рабочих в условиях, когда они формально победили? Красное двухлетие – это период 1919–1920 гг., когда Италию захлестнула волна захватов рабочими предприятий, а крестьянами – помещичьих земель, что сопровождалось изгнанием старых владельцев. Если буквально следовать марксистской доктрине, после такого фундаментального изменения в базисе должно последовать обобществление собственности и форсированный переход к коммунизму. На деле же в 1920–1921 гг. произошел экономический кризис, в течение которого рабочее движение сошло на нет. Причем это произошло не потому, что против рабочих была брошена репрессивная мощь армии и полиции. Как раз наоборот, тогдашний глава правительства Италии, лидер Либеральной партии Джованни Джоллитти, дабы не раздражать рабочих, объявил «нейтралитет», предоставив события естественному течению. А это естественное течение привело к тому, что рабочие не стали ударными темпами строить коммунизм, а добровольно вернули собственность в руки капиталистов в обмен на обещание «делиться по справедливости».
Анализируя эту капитуляцию, Грамши приходит к выводу, что на Западе, наряду с армией, полицией, судом, сложилась целая сеть институтов, воспитывающих трудящихся в духе послушания буржуазии. Там сформировалась система стереотипов, мифов, традиций, моральных норм и устоев, с помощью которых можно управлять обществом гораздо эффективнее, нежели посредством прямого принуждения. Успех Октябрьской революции в России он объясняет тем, что русский господствующий класс опирался в большей степени на репрессивный государственный аппарат и, вследствие хотя бы своей малочисленности и сильнейшей оторванности от народа, просто не имел возможности оказывать значительное культурное воздействие на массы (прежде всего на неграмотных в большинстве своем крестьян). Потому-то, уничтожив старую государственную систему, народ не стал воспроизводить его генетическую копию в соответствии с укоренившейся в сознании культурной матрицей, а создал нечто отдаленно напоминающее патерналистскую крестьянскую общину – советский строй.
Так вот, в Италии рабочие, даже устранив экономическую зависимость от буржуазии, не смогли преодолеть зависимость культурную, ибо их сознание, мышление, поведение, привычки, нравственные нормы – все это было сформировано именно буржуазным обществом и потому отвечало интересам буржуазии. Те моральные установки, которые были выгодны буржуа, навязывались рабочим с самого детства через семью, школу, религию, искусство, книги, кино и т. д., и потому рабочие не могли действовать вопреки навязанным им представлениям о целесообразности и справедливости.
По Грамши доминирующий класс для удержания своего господства постоянно поддерживает иллюзию общей значимости, справедливости, то есть эталонности своего образа жизни, образа мыслей. Да и к власти он приходит только в том случае, если удается убедить общество в том, что ценности революционного на тот момент класса носят общечеловеческий характер. Так, буржуазия, ниспровергая феодальный строй, выдвинула лозунг личной свободы, который удалось сделать очень популярным. Старая же аристократия, защищающая окостенелую иерархичность общества, утратила культурную гегемонию, церковь (инструмент осуществления культурной гегемонии феодальной элиты) потеряла былой авторитет и быстро перестроилась, начав обслуживать интересы нового правящего класса. Но только когда возникший духовно-интеллектуальный вакуум заполнили новые идеи об обществе, основанном не на традиции, общинности и духовном единстве, а на свободной конкуренции, частной инициативе, политической эмансипации и техническом прогрессе, – только тогда буржуазные революции начали свое победное шествие по Европе.
Антонио Грамши обобщил эти факты и явления в понятиях гражданского общества и гегемонии. Он утверждал следующее: «Можно зафиксировать два крупных надстроечных плана: тот, что можно назвать “гражданским обществом”, то есть совокупностью организмов, обычно называемых “частными”, и тот, который является “политическим обществом”, или государством. Им соответствует функция “гегемонии”, которую доминирующая группа осуществляет во всем обществе, и функция “прямого господства”, или командования, которая выражается в государстве, в “юридическом” правительстве».
Гегемония складывается в «гражданском обществе». Под «гражданским обществом» Грамши подразумевает совокупность институтов господствующего класса, прямо не включенных в аппарат государственной власти: профессиональные, культурные, общественные, религиозные, благотворительные объединения, политические партии, средства массовой информации. Через них господствующий класс внедряет в массовое сознание свою идеологию, свое мировоззрение, развивает и укрепляет свое политическое влияние, добивается нейтрализации враждебных социальных групп. Если кому-то будет проще представить этот процесс образно, то могу предложить такую трактовку: с помощью институтов «гражданского общества» господствующий класс форматирует сознание общества или даже, можно сказать, зомбирует. Причем эти институты воспроизводятся самим же обществом (происходит своего рода матричный синтез), хотя и находятся под доминирующим влиянием господствующего класса. Организации «гражданского общества» действуют неформально, их решения не имеют юридической силы, не обеспечиваются государственным принуждением, они имеют только моральный авторитет.
Под «политическим обществом» Грамши понимает государство как правительственный аппарат, чьи действия определяются законом, а не традициями, представлениями о целесообразности, как в случае с «гражданским обществом». Он включает в себя органы принуждения. Контролируя эти два элемента надстройки, класс, осуществляющий свое господство (гегемонию), выступает как исторический класс, определяющий сущность эпохи.
Такой значимый общественный институт, как система всеобщего образования, я бы сказал, находится на стыке гражданского и политического общества. В каких-то случаях система образования находится под полным контролем государства, в иных приобретает значительную степень автаркии, становясь в значительной степени неформальным сообществом, и даже вступает в резкую конфронтацию с системой государственной власти. Иллюстрацией может служить события студенческой революции во Франции в 1968 г., когда, пусть и временно, студенчество в значительной степени вышло из-под государственного контроля. Похожая ситуация существовала и в России на стыке XIX и XX столетий, когда диссидентствующие либеральные профессора своими лекциями массово плодили противников самодержавия. Но чаще всего система образования контролируется господствующим классом в достаточной степени, поскольку имеет стратегическое значение в вопросе формирования мировоззрения общества в целом.
