– Жив? – спросил Игорь.
– Жив. Без сознания… Череп вроде цел. Сверху рана.
Аверьянов достал телефон, стараясь не испачкать его в крови.
– «Скорую» надо… – пробормотал он.
– Он не нашел, что искал! – схватил Жеку за плечо Игорь и принялся трясти.
– Что? – не понял Аверьянов и чуть не выронил телефон.
– Он не нашел! Поэтому поджег дом! – возбужденно продолжал говорить Игорь, потом махнул рукой и бросился к горевшему дому.
– Стой! – орал ему вслед Жека, но Соколовский уже открывал входную дверь. – Игорь! Поздно!
Внутри было больше дыма, чем огня. Плавился пластик, тлели какие-то ватники, матрасы. Все это давало много дыма, а дым ел глаза и не давал дышать. Игорь прикрыл рот рукавом и осмотрелся. Было понятно, что тут все перевернуто вверх дном. Значит, что-то искали!
Загорелась бумага, книги, уже полыхала занавеска на втором окне, с потолка сыпался горящий мусор. Становилось до ужаса жарко. И неизвестно, где искать! И неизвестно, что искать! Игорь кашляет и снова бегает по комнате, которая наполнена дымом и вот-вот превратится в сплошной огонь.
– Что здесь?! – перекрикивая треск огня на крыше и за стеной, заорал Жека, появившись в дверях. – Что ты искал?! Мажор, придурок! Уходи!
Игорь не смотрит на Жеку, он заходится надсадным кашлем и мечется по комнате, переворачивая хлам, потроша книги. Он уже еле уворачивается от языков огня, пробивающихся со всех сторон.
– Крыша упадет! Уходи! – орет в ухо Жека и тянет Игоря за руку к двери.
– Сам уходи! Мне нужно! – Игорь выдернул потную грязную руку из руки Жеки. – Пусти…
– Уймись, придурок! – Жека пытается обхватить Игоря обеими руками за талию и вытащить. – Дебил…
Потолок резко просел, и внутрь посыпались искры. На крыше с оглушительным треском начал лопаться шифер. Жека снова схватил Игоря, и они оба, споткнувшись, упали на покрытый сажей пол. И тут Игорь увидел на полу под столом валявшийся портрет матери. Маленькая фотография в простенькой рамке. Точно такая, которая стояла на столе отца в его кабинете. Игорь машинально схватил рамку и пополз к двери.
Вика подошла к Аверьянову и Соколовскому, которые сидели на небольшом холмике под березкой и смотрели, как пожарники заливают остатки дома водой. Вторая машина, первая уже сматывает свои рукава. Все кончено. Если что и было, то неминуемо погибло в огне и в процессе тушения. Игорь смотрел на фотографию в рамке и молчал.
– Джиповод ушел. Участковый пришел в себя. Все хорошо с ним, только ничего не помнит. Увидел машину у дачи, зашел, и все.
– Все, – повторил Игорь. – Не нашел, что искал, и поджег дом. Да. Теперь уже никто ничего не найдет.
– Твоя мама? – Вика присела рядом с Игорем. – Фотография здесь была?
– Крылов любил ее… Платонически, – ответил Игорь.
Обратив внимание, что стекло в рамке разбито, он стал осторожно разбирать рамку.
– Порежешься, – сказала Вика и вдруг увидела, что из-под фотографии выпали какие-то листы бумаги. Они стали хватать листки и рассматривать. На одном какая-то схема, на других текст какого-то договора, опять схема с какими-то квадратиками, стрелочками, отсканированные страницы.
– Что это? – Вика посмотрела на Соколовского.
– Это… фирма моего отца. Самая первая, – Игорь показал на квадратик в основании схемы, от которой отходят две стрелочки к другим квадратикам. – Он ее продал тогда. Видимо, сюда. У него проблемы были.
– А это у кого собственность оказалась в итоге?
Игорь замолчал, продолжая задумчиво смотреть на схему.
– Игорь, ты слышишь меня?
– Я думаю. Подожди минуту, – ответил Соколовский.
Вика поднялась, достала телефон и стала докладывать ситуацию Пряникову. Не прошло и нескольких минут, как мимо Родионовой проехала пожарная машина. Она успела заметить, что за рулем сидел Игорь.
– Стой! Стой, урод! – пробежали несколько пожарных вслед за машиной.
Игорь остановился возле офиса отца, вылез из пожарной машины и захлопнул дверь.
Подлетевший охранник начал сразу возмущаться:
– С ума сошел?! Где паркуешься?! Слышь, ты?.. – но, увидев Соколовского-младшего, сразу сменил тон: – Игорь Владимирович… Вы опять сменили машину…
Игорь молча прошел в офис. Он поднялся на лифте, вошел в приемную и буркнул привычное:
– Я к отцу!
Секретаршу вынесло из-за ее стола. Игорь увидел, что в глазах молодой женщины паника.
– Владимир Яковлевич не открывает, – беспомощно сказала она, глядя на Игоря с надеждой.
– Давно?
– С утра. Все встречи отменил. Телефон выключил.
– Так, может… – Игорь нахмурился и занес кулак, чтобы начать барабанить в дверь.
– Он жив. Я слышу. Он… со спиртным общается.
Игорь все же решил попытаться. Он подошел к двери и начал стучать обоими кулаками:
– Батя! Открой! Батя! Открой! Это Игорь! Разговор есть! Важный! Батя!
– Я же говорила… – всхлипнула секретарша.
Игорь молча повернулся и вышел из приемной. Он снова спустился к машине, поискал, открывая все дверки всех отсеков, пока не нашел то, что нужно. Большой пожарный топор, выкрашенный в красный цвет.
– Игорь Владимирович, нельзя… с оружием… – попытался его остановить охранник у входа.
Игорь, не останавливаясь, бросил ему:
– Карандаш в офисе нужно заточить.
Войдя в приемную, он без всяких предупреждений на глазах у обомлевшей секретарши начал рубить замок двери. После нескольких ударов замок вылетел вместе с куском двери. Толкнув ее ногой, Игорь вошел в кабинет отца.
Соколовский-старший сидел за столом перед пустой бутылкой и смотрел мутным взглядом на сына. В воздухе висело облако табачного дыма.
– Что, мстить мне пришел? – отец посмотрел на сына с топором в руках.
– Нет, – ответил Игорь, подходя и кладя на стол топор.
– Новое узнал что-то? Как всегда? – медленно, еле ворочая языком, спросил отец.
– Да, – снова коротко ответил Игорь.
– Значит, вранье. Ты уже давно знаешь все.
– Я – да. А ты все знаешь? – спросил Игорь, выкладывая перед отцом бумаги, найденные за портретом его матери.
– Что это? – Отец попытался сфокусировать взгляд на документах.
– Посмотри, батя. Это то, за чем тебя звал Крылов.
– Продажа компании… тогда. Меня вынуждали, Игорь. Аркадий убеждал меня вывести активы… на подставные фирмы. Потом мама… ты знаешь. Меня трясли менты… Эти, – Соколовский показал пальцем на схеме, – попали под удар… На них наехали. Аркадий сказал, что отбить не удалось. Уступили собственность, чтобы жить.
