– Потрясающая история! – хозяин дома ее знал, она доставляла ему удовольствие, и он хотел услышать ее вновь. – Коля рассказывает об этом лучше всех, хотя кое-кто иногда и пытается ее пересказать.
Николя улыбнулся, и его глаза повеселели. Он не стал отнекиваться, взял пластиковый стаканчик с красным вином и начал рассказ.
– Случилось это прошлым летом, когда я поехал отдыхать в Баварию, на озеро Кенигсзее. Буквально, «королевское озеро». Вода там изумительно прозрачная и чертовски холодная. Мой номер в гостинице был на пятом этаже в конце длинного коридора, но рядом с ним находился служебный лифт, который спускался к боковому входу в здание. Служебному, проще говоря. И вот я завел себе привычку по вечерам, облачившись в фирменный халат с вышитым вензелем отеля на груди, спускаться на этом лифте, сбегать по крутой тропинке к воде и купаться в озере. Вода, ну, просто обжигает. Плыву бешеными саженками. Вокруг горы высокие. В вышине звезды небесные. Хо-ло-дище! И я, как Василий Иванович Чапаев, сквозь зубы: «Врешь, Кенигсзее! Не возьмешь!». А эхо там разносится невероятное. Из воды выпрыгну, в халат, на лифте домой, то есть, буквально в номер, горячую воду на всю и под душ. Отогреюсь и в люлю, в постель то есть. Спал как камень, ни одного сна не видел, поверите?!
И вот однажды, после такого променада с купанием, поднимаюсь к себе и удивляюсь, что дверь в номер приоткрыта. Захожу, вижу, какая-то женщина в их национальном костюме – белая, плотной ткани кофточка и зеленый сарафан под грудь – что-то делает возле столика. Думаю, наверное, горничная. Я ей говорю, как у них принято: «Гутен абенд!», то есть «Добрый вечер!» и спокойно шествую в ванную. А там уже ванна наполнена, только что-то слишком много каких-то пузырьков, наверное, она какую-то пену добавила. Вот это сервис, думаю. Заметили, как постоялец вечером в озере купается, орет от холода, и распорядились горячую ванну ему готовить! Вот уважили! Погрузился, полежал, обмылся, вытерся, надел халат и вышел в комнату. А там уже эта самая дама расположилась в разобранной постели. В моей, заметьте, люле! И возлежит, ручки поверх одеяла сложила. И в потолок уставилась. А рядом с ней стоит какой-то старикан в пижаме. С вензелем нашего отеля на груди. Вопросительно смотрит на меня. Я понимаю – происходит что-то не то, но виду не подаю, произношу как можно доброжелательнее: «Гутен абенд!» Добрый вечер, стало быть. Тут они вместе мне отвечают, и так синхронно, будто репетировали, пока я в ванной нежился: «Абенд? Найн! Гуте нахт! Унд видерзеен!». То есть, буквально: «Вечер? Нет! Доброй ночи! И до завтра!». Не теряя лица, спиной выхожу в коридор, чтобы посмотреть на дверь. Ну, да – номер 417, а мой – 517, этажом выше…
Все расхохотались, представив себе ситуацию, обычно случающуюся в комедиях положений.
– Простите, Николя, а если бы не муж, что было бы дальше? – спросил лохматый художник из Москвы.
– Ах, любезный, вам ли не знать, что история не имеет сослагательного наклонения? – ответствовал Николай с самым серьезным видом.
– А если бы на вашем месте оказалась я, а вы на месте мнимой «горничной»? – кокетливо спросила через некоторое время Аня, когда они с Николаем оказались рядом за столом.
– Я бы сделал все возможное, чтобы удержать вас, и утром мы приняли бы душ вместе, а потом, может быть, ночью искупались в озере! – после небольшой паузы, спокойно ответил Николя.
– Вы смелый человек – сразу принимать такое решение!
– У меня есть некоторый жизненный опыт, и я знаю, чего хочу, – при этом Николя посмотрел на нее прямо, с каким-то даже вызовом мужчины-охотника во взгляде.
* * *
И вот теперь этот красивый парень со всем его «некоторым жизненным опытом» сидит на холодной, по-весеннему, земле под деревом и пытается придти в себя. А его новая знакомая, которую он рассчитывал покорить с первого взгляда, прикидывает, как поймать такси, за полсотни евро отвезти его домой и потом самой добраться в Ситэ Университэ. Оставаться у него в ее планы не входило, а от такого нокдауна он должен скоро восстановиться. Разве что утром примет таблетку от головной боли. Так что сиделка ему не понадобится. Просто ее удар был скорее неожиданным, чем сильным, так, тычок, но пришелся Николаю в самый краешек подбородка. Никакой серьезной травмы он не получил, но внезапно вырубился.
Медленно подкатил синий полицейский автомобиль, притормозил напротив странной пары. Опустилось стекло, и добродушный ажан спросил вежливо:
– Мадам? Месье? Все в порядке?
– Уи, уи, месье! – радостно затараторила Аня. – Были в гостях, веселились, Николя немного перебрал, а у него такое слабое сердце!
Тут и Николя включился в игру, рукой указав на грудь, мол, сердечко пошаливает.
Полицейский пробормотал в ответ, что пить надо бы меньше, если сердце не позволяет. Стекло поползло вверх, и он добавил напоследок: «Бон нюи, мадам! Бон нюи, месье!»
Буквально: «Доброй вам ночи!».
Выдержав, пока автомобиль отъедет на полсотни метров, Николай с Аней расхохотались прощальной фразе доброго полицейского.
– И куда тебя отвезти? – спросила Анна, решив, что он уже в достаточной мере пришел в себя, может понимать вопросы и отвечать.
– Госпиталь Ротшильда! – пробормотал Николай, покачав при этом чуть-чуть головой, проверяя, был ли это нокдаун или все-таки легкий нокаут. Вроде бы ориентации не потерял.
– Ого! А не горячишься? Вроде не так сильно ткнула! – испугалась Аня. Она и сама не ожидала такого эффекта, а вот на тебе, запросился в госпиталь…
– Это ты погорячилась! Мне-то, как раз, холодновато теперь. Так, легкий нокдаун, да и то от неожиданности. Ничего страшного. А госпиталь Ротшильда – потому, что я живу там, рядом с госпиталем, на улице Дагорно, напротив сицилийской пиццерии.
Это было уже легче. Район спокойный, чистый, криминальной славой не пользуется. Евро за тридцать вполне можно будет доехать. Отпускать его одного Ане расхотелось, лучше все-таки перестраховаться.
* * *
1814 год, Франция, 10 февраля.
…Наполеон прибыл к своей армии ближе к концу января и блестяще провел несколько сражений. Австрийские войска начали его просто бояться. Пытался было противостоять императору, вновь обретшему боевой кураж, Шварценберг, но жестокий приступ подагры свалил австрийского князя и он уже был готов скомандовать общее отступление. Воякой он был ни чета наполеоновским маршалам.
Потрясением для многих русских стало сообщение, что 10 февраля у Шампобера корпус генерала Олсуфьева был наголову разбит Наполеоном. Полторы тысячи убитых, три тысячи вместе с самим Олсуфьевым попали в плен. Это заставило участников коалиции относиться к делу гораздо серьезнее. Французские войска, прежде всего старая гвардия, представляли собой большую силу и требовали к себе внимания и осторожности. Шварценберг послал в лагерь Наполеона адъютанта с просьбой о перемирии, но император… отложил ответ.
Наполеон заговорил о том, что за две недели отбросит неприятеля к Рейну, и теперь он не просто ждал, он жаждал сражения с основными русскими силами.
