Болтливый консьерж Вадим Иваныч под страшным секретом рассказал Анжелике, что Полуянов (отчаянный человек!), похоже, опять журналистское расследование затеял.
– Им уже и дверь взломать пытались, информацию, видно, искали. Спасибо, я супостата спугнул.
Вот Анжела и придумала: пусть неведомый злоумышленник снова посягнет на квартиру сладкой парочки. Причем посягнет эффектно. Чтобы Дима испугался и свою возлюбленную в пекло уж точно не потащил.
Она приобрела через Интернет охотничье ружьишко. Пару раз сходила в тир. Вспомнила, как отец ее учил: главное – хладнокровие и на курок нажимать плавно. Попутно продолжала приглядывать за сестрицей. Та безвылазно сидела на даче. Журналист почти все время оставался при ней.
Ну, с богом.
Анжелика посмотрела гороскоп. Выбрала день, когда звезды благоприятствовали всему, и взялась за дело.
Сначала – осколки стекол.
А потом – и Надиной жизни осколки.
Взяла, дурочка, конфету – и съела.
Прощай, сестричка.
* * *
Выполнив свою миссию, Анжела и вправду хотела улететь на Санторини. Один из приятелей – юный сын богатого ресторатора – давно приглашал ее на свою яхту. Что может быть лучше: сидеть в милом месте, кувыркаться с молодым самцом в койке, купаться в море, пить коктейли и ждать звонка от нотариуса?
Угостив Надю свинцовой конфеткой, Анжелика вернулась в отцовскую квартиру. За сумасшедшие деньги купила единственный оставшийся в наличии билет бизнес-класса на завтрашнее утро. Заказала такси – иномарку класса люкс. И начала пить. Скорее выбросить из головы все, что она сотворила.
Бутылки хорошего коньяка хватило до полуночи. Потом она вырубилась и сладко проспала до семи.
Машина должна была прийти в восемь.
В дверь ее убогой квартирки позвонили в семь сорок пять.
Анжелика не сомневалась: это таксист. В классе люкс предусмотрено, что чемоданы водитель прямо от квартиры потащит. Она распахнула дверь – и в ужасе отступила. В квартиру ввалились пятеро мужчин. Двое в полицейской форме, остальные в безликих рубашечках. А последним в когорте оказался всклокоченный небритый красавец в идеально сидящих джинсах.
– Журналист! – в ужасе прошептала Анжела.
И только сейчас вспомнила, как врала ему, что находится на Санторини. А ванная комната до сих пор завалена театральным гримом. И с кухни она так и не выбросила остатки свинцовых пластин…
* * *
Полуянов забрал Надю из больницы через три дня. Отпускать девушку не хотели, но Дима поклялся: пациентка обязательно продолжит реабилитацию в домашних условиях. Будет пить все положенные таблетки, посещать поликлинику, ездить на процедуры очистки крови – плазмаферез.
Митрофанова была совсем слабенькой. Два шага гордо сделала сама, а потом изо всех сил вцепилась в его руку. Когда вышли в больничный парк (всего-то метров двести пропилили), совсем побледнела, запыхалась.
Полуянов усадил ее на скамейку. Вспомнил:
– Я здесь пытался сигарету стрельнуть.
Надя слабо улыбнулась:
– Дали?
– Нет.
– Молодцы.
– Я потом в ларьке пачку купил.
Ждал: Надюшка (как всегда, когда речь заходит о вредных привычках) сейчас взорвется. Но она лишь плечами пожала:
– Дурак.
И больше никаких комментариев.
Совсем, бедняга, ослабла.
Полуянов обнял подругу, чмокнул в нос:
– Надюха! Ну что ты квасишься? Подумаешь, плохо чувствуешь себя! Не инвалид ведь, не навсегда. Сейчас отвезу тебя на природу, к цветочкам – сразу на поправку пойдешь!
– Да я что, из-за болезни, что ли? – сердито взглянула она. – Мне из-за другого плохо.
– Из-за чего?!
– Анжелу жалко.
– Ты шутишь?
– Дима, какие шутки?! Если человек из-за меня в тюрьму пойдет?!
– Нашла кого пожалеть! – возмутился Полуянов. – Ты ведь чуть не умерла из-за нее! Она хладнокровно, по полочкам, твою смерть планировала! Люсю, ни в чем не повинную, убила. Ее парня подставила. Бедный подросток признание подписал. Готовился на зону идти, лет на десять!
Митрофанова взглянула виновато:
– Да все понимаю я, Дим. Но… Анжелику тоже понимаю. Она в своем праве была.
– Вправе тебя убить?!
– Ну, обидно человеку стало. Это ведь она – не я! – настоящая дочка. Папа ее всегда содержал по-королевски. В конце девяностых в Америку отправил – ты подумай только! Квартиру на нее давно переписал. И дом должен был ей достаться. А тут я встряла. Зачем только она все это затеяла? Просто бы попросить могла! Я бы… я бы ей дачу сама отдала. Честное слово.
«Это уж фигушки», – подумал Дима.
Но промолчал. Прижал к себе Надю еще крепче. Та горестно вздохнула:
– Вообще не надо было появляться в Васильково! Жили себе люди. Спокойно. Мирно. А я появилась – всем удружила. Всем жизнь поломала.
– Так за дело ведь поломала! Лана – та детей, подростков травила. Знаешь, сколько их от спайсов умирают, с ума сходят? – парировал Дима. – А твоя сестрица еще и вывернуться может. Она девушка состоятельная. Возьмет хорошего адвоката. Запросто отделается десяткой на общем режиме. Или вообще аффект докажут. Тогда два года – и на свободу с чистой совестью.
– А Вася этот бедный?
– А что Вася? Вася гуляет. Они с Маргаритой уехали. Строят новую жизнь. Не знаю, правда, как – без документов, без денег. Но я их сдавать не буду. Обещал. И слово сдержу. Пусть дальше прячутся.
– А Васин отец? Каково ему?!
– Ох, Надя, ну перестань ты! Он взрослый, разумный человек. Его-то кто заставлял в эту историю ввязываться?
Но она все равно продолжала всхлипывать.
Дима гадал, что делать. Он еще со школы впадал в ступор, когда надо было утешать плачущих девчонок.
Наконец, шепнул Митрофановой в ухо:
– А ты, между прочим, в сто раз красивее, чем твоя сестра!
Задумывал комплимент – но Митрофанова разревелась еще пуще:
– Еще и вре-ошь мне!
И тогда Полуянов задумчиво произнес:
– Слушай, а давай – раз ты на больничном… И у меня тоже сотрясение, имею право на законный отдых… Давай время с толком используем?
– Это как?
– Ну, в ЗАГС сходим. Заявление наконец подадим.
– С ума сошел? – она взглянула дико.
– Сошел, – он смущенно заморгал. – Мне, представляешь, видение было. Тогда, в лесу. Когда мне Маргарита врезала. Тебя видел. Строгую такую. Стояла у моего гроба и очень на меня злилась. За то, что так и не стала законной вдовой.
