Она откинулась на спинку дивана. Из-под себя вытащила смятую простыню, закинула ее на подушку.
– Одна живете? – Назаров глянул на закрытую дверь в соседнюю комнату.
– В смысле? – Она насторожилась. – С кем хочу, с тем и живу. Моя хата.
– Сейчас в квартире есть кто-то еще?
– А, нет. – Она снова попыталась улыбнуться. – Щас одна, Вован на промыслах. На заработках, значит.
– Это ваш сожитель?
– Типа того. – Она кивнула и напрягла память, сильно при этом сморщившись. – Проскурин Владимир Сергеевич, тридцать лет. Временно безработный.
– А до того, как он временно перестал работать, чем занимался ваш Проскурин?
Она не ответила. А он отвлекся. Все же дошел до закрытой двери, приоткрыл ее и заглянул в соседнюю комнату. Она оказалась совершенно пустой – ничего, кроме большой сумки, приткнувшейся в дальнем углу. Ему страсть как захотелось в эту сумку заглянуть. Зачем? Он и сам не знал.
– Не возражаете?
Максим сделал шаг через порог. И тут же вздрогнул от ее пронзительного крика:
– А вот возражаю!
Кто бы мог подумать, что ее истерзанное алкоголем тело способно на такие движения. Анна стремительно спрыгнула с дивана, пересекла комнату и очутилась перед Назаровым, перекрывая ему проход в пустую комнату.
– Пришел говорить – говори. А обыск устраивать не позволю, понял! Я ведь могу и жалобу накатать! – верещала она, обдавая его гадкой вонью из смеси застарелого перегара, лука и табака. – Умник!
Он покорно поднял вверх обе ладони и отошел от двери. Но желание заглянуть в большую сумку не покидало.
– Что вообще тебе здесь надо?
Анна, широко расставив ноги, встала спиной к двери пустой комнаты и впилась крепко сжатыми кулаками в бока. Решила, видно, стоять насмерть. Лицо ее конвульсивно подергивалось.
Что там может быть? Или что-то краденое, или то, что связывает ее с убийством Насти Глебовой. Первое вероятнее, конечно. Но во второе верить тоже хотелось.
Должна же появиться хоть какая-то зацепка. Пора уже! Сколько времени прошло, а они ни с места.
– Вы знакомы с Анастасией Глебовой? – спросил Назаров, когда разгневанная хозяйка отдышалась.
– Кто это такая? Анастасия Глебова?.. – В мутных глазах замерцало что-то похожее на проблеск воспоминания. – Анастасия, Настя… Сомневаюсь. Нет у меня таких знакомых, капитан! Все?
– Как же так, Анна. – Он начал медленно ходить туда-сюда перед ней, незаметно тесня ее к двери и заставляя снова нервничать. – Анастасия Глебова, невысокая такая, темные волосы, короткая стрижка.
– Нет, не знаю! – Она отступила на шаг и, раскинув руки, уперла их в притолоку.
В глазах с неожиданно проявившимся цветом ноябрьского неба, серого, хмурого, ожил ужас.
Она ее знала!
Показалось или он и правда услышал всхлип? Или хрип? Или это вздох такой тяжелый, что походил на всхлип?
– Она ждала вас, караулила два дня. Зачем, Анна? О чем хотела с вами поговорить журналистка Глебова?
– О господи!
Всхлип-хрип-вздох послышался снова, глаза Анны наполнились слезами. Руки, упиравшиеся в притолоку, выгнулись локтями вверх и сделались похожими на сломанные крылья.
– Я хочу знать, что она хотела от вас, Анна. Зачем караулила вас так долго? Когда вы говорили с ней и о чем? Когда видели ее в последний раз?
Назаров взял ее за руку, отцепил не без труда от притолоки, отвел от двери и небрежно швырнул на диван.
– Анна!
– Да-да, щас. – Взгляд ее метался от Назарова к закрытой двери в спальню и обратно, нехороший взгляд, суетливый, перепуганный. – Она ждала меня два дня, ждала, да… Мы тут загуляли. А она ждала. Потом зашла, я разрешила… Начала насчет Машки спрашивать.
– Какой Машки?
Он понял, конечно, понял, но уточнить следовало.
– Машка Степанова. Раньше в этой хате все жили. Женька мой с родителями и Машка со своими. Коммуналка здесь была. Потом Машкины родаки загнулись. Она съехала. Комнаты Женьке уступила почти даром. Дружили они.
– Просто дружили? – уточнил Максим.
– Да, капитан, так бывает. – Она недоверчиво хмыкнула. – Я ревновала, конечно. А как без этого! Он у нее все время на новой хате пропадал. С ремонтом там помогал, еще что-то. А я бесилась. Я это, любила его, байкера своего! Так вот. Потом он разбился на этой адской своей машине, и я осталась одна. Попыталась с Машкой сблизиться, но она скала, к ней не подступишься. Я и девке этой из газеты так сказала.
– Что сказала?
– Что я о Машке вообще ничего не знаю. Чего она, с кем она и так далее. Женьки три года нет. Я столько Машку и не видела.
«Врет», – понял тут же Назаров. По вильнувшему в сторону испуганному взгляду, по ее нервному дыханию, по судорожно сжимающимся и разжимающимся пальцам он понял, что она врет. Машу Степанову она видела.
– Когда и где вы видели Марию Степанову в последний раз? И не сметь врать мне! Мне ведь ничто не помешает сейчас провести здесь обыск!
Ее щеки снова странно задергались. Анна чего-то отчаянно боялась. Того, что спрятано в большой спортивной сумке?
Там или что-то краденое, или то, что указывает на связь со смертью Насти Глебовой. Надо взглянуть, решил он. Непременно надо взглянуть. Даже если это будет стоить ему мелких неприятностей.
– Когда? – повторил он вопрос.
– Пару месяцев назад мы с Вовкой были в другом городе по делам.
Она закусила нижнюю губу. Ясно, дела сомнительного характера.
– В каком городе?
Анна назвала райцентр в ста сорока километрах.
– Что там делали?
– Гуляли! – фыркнула она со злостью. – Нельзя, что ли?
– Мария Степанова там тоже гуляла?
– Скорее загуливала с чужим мужиком! Скромница-то наша! – Растрескавшиеся губы Анны расползлись в ядовитой ухмылке. – Идут по парку, как два голубка, никого и ничего не видят вокруг. Потом в ресторан пошли. За ручку, твою мать, как подростки! А ему уже ого-ого, за полтинник.
– Вы с ним знакомы? – удивился Назаров, сразу поняв, о ком речь. – С другом Марии Степановой вы знакомы?
– Не, не я. Вован мой его неплохо знает.
– Откуда?
– Так он многих из вашей братии в лицо знает. Этот Машкин, конечно, взлетел. Но тоже с низов начинал. Вован его еще по малолетке помнит. И это…
– Анна, минутку! Вопрос. – Он незаметно еще сократил расстояние до двери в спальню. – Давайте кое-что уточним. Чем занимался Проскурин Владимир Сергеевич до того момента, как стал безработным?
– Чем-чем. – Она отвлеклась, уставившись на свои переплетенные пальцы, и перестала наблюдать за передвижениями Назарова. – Ясно чем, сидел. Как в шестнадцать загремел по малолетке, так и… Эй, стой! Стой, падла! Ты куда?
