– Нет никакого продолжения, Маша. И камеры не будет. Зотов признался во всех эпизодах. Включая многие преступления прошлых лет. Такая страшная сволочь! Как вспомню, что ты за ним ухаживала, просто зубы скрипят!
– А журналистка Глебова?.. Как же быть с тем, что я… – цедя по слову, проговорила Маша, боясь встретиться с Назаровым глазами.
– Я же сказал, что Зотов признался во всех эпизодах, Маша, – очень строго повторил Максим. – Включая убийство журналистки. И подробно рассказал, как избавлялся от трупа. Все под протокол!
– И как же он от него избавлялся?
Она поежилась, будто по залитой солнцем комнате промчалась волна ледяного ветра. Глянула на Назарова исподлобья.
– Он вытащил ее на улицу, загрузил в машину, которую Насте одолжил главный редактор, и вывез тело в лес. Потом отогнал машину на мойку. Снова пригнал во двор, уничтожил все свои отпечатки. Вещи Насти сжег по дороге: сумку, документы. Ключи от машины забрал себе. Зачем? Не смог сказать. Ключи, кстати, нашли в ходе обыска в его квартире. Редактор Глебов их узнал. Так что продолжения твоего кошмара не будет, Маша.
– А если он изменит на суде свои показания? Скажет, что…
– Что?
– Что это не он, а я избавилась от тела!
– Не скажет, Маша. Он не изменит своих показаний. И суда никакого не будет.
– Почему?
– Он повесился в камере. Из рукавов своей рубашки сделал петлю. Исхитрился, сволочь. И повесился. И ты знаешь, – Максим встал с дивана, шагнул к креслу, на котором она ежилась от озноба, присел перед ней на корточки, – у меня нет ни малейших сожалений по случаю его кончины. Ни малейших!
– У меня тоже, – прошептала она. – Прошелся по моей жизни ураганом, гад! Все испортил! Он и еще кое-кто. Его… его посадили?
Назаров понял, о ком она.
– Идет следствие, – ответил он со вздохом. – Все убийства он отрицает. Так что Митрофанову и ее сожителя будем считать самоубийцами. Доказательств его участия нет. Как нет и доказательств того, что им отомстили друзья медвежатника Симы Ключа. Очень зол я на Глебова, главного редактора. Такой, знаешь… Вроде любил Настю. Очень любил, но когда заподозрил Светлова в краже Настиных документов, позволил ему уехать.
– Зачем?
– Решил на этом деле заработать популярность. Все о рейтинге пекся.
– Он знал, какую тему она разрабатывала?
– Клянется, что нет. Я не раз его допрашивал: все отрицает. Обратного доказать я не могу. Все, Маша. – Назаров погладил ее по коленкам. – Надо все забыть. Все постараться забыть. Ага?
Ей перекрыло чем-то горло, глаза защипало от закипавших слез. Весь ужас позади? Все закончилось? Неужели ей это не снится? Она может дышать полной грудью!
– Это невозможно будет забыть, Максим. – Маша заплакала, прижимаясь щекой к его макушке. – Это всегда будет со мной!
– Постараемся вдвоем как-то с этим справиться. – Он замер, боясь шевельнуться и потерять ощущение долгожданной легкости в душе, которого так давно не было.
– Вдвоем? – Маша отпрянула, вытерла мокрые щеки. – Ты хочешь сказать…
– Для начала я хочу тебе предложить пожить у меня. – Назаров поднялся на ноги, пнул одну из ее многочисленных коробок. – Все это добро у меня, конечно, не поместится. Здесь целый склад придется арендовать.
– Я даже знаю где, – улыбнулась она сквозь слезы. – Но ты прямо вот так готов?
– Готов или нет, пока не знаю, но надо попробовать, Маш. Я все время думаю о тебе, просто сумасшествие какое-то! Ты все время перед глазами. Может, и не решился бы. Но раз ты решила съехать отсюда и ничего пока не нашла, то я готов. А? Как ты? – Он провел ладонью по волосам, особо осторожно тронув то место, где прижималась Маша своей щекой. – Попробуем?
– Попробуем, – кивнула Маша. И с облегчением произнесла: – У нас есть все шансы на успех, капитан Назаров.
– Конечно! – подхватил он обрадованно. – Все у нас получится! Если у Мишки даже с такой, как Карина, получилось, чего у нас нет?..
