Впереди, примерно в миле от них, смутно вырисовывался высокий холм, на вершине которого чернели стены замка, увенчанные зубцами, как зубами дракона.
– Замок! – оживился итальянец. – А замок – это хороший ужин, и приличное вино, и чистая постель, и благородные господа, а не грубые трансильванские мужики!
– По мне, так хороший постоялый двор лучше любого замка… – проворчал возница, тем не менее взбодрил ударом кнута утомившихся лошадей.
– Да, тебе больше нравятся постоялые дворы, крестьянская еда, кислое вино, постели с клопами… – неодобрительно бросил итальянец в спину возницы.
Тот не смолчал, проворчал, не оборачиваясь и как бы ни к кому не обращаясь:
– Зато на постоялом дворе тебе всегда рады, тебе или твоим талерам, а в замок еще неизвестно, пустят или не пустят! А в клопах нет ничего страшного, небось они кусаются не так больно, как господские собаки…
– Особенно если удастся затащить в постель пухленькую крестьяночку!
Лошади почуяли близкий отдых и побежали быстрее, хотя дорога пошла в гору да и дождь усилился.
Прошло еще несколько минут, и теперь уже хорошо были видны высокие каменные стены и темные зубцы башен. Дорога свернула, по спирали поднимаясь на холм, и очень скоро карета остановилась перед воротами.
На стене над этими воротами маэстро Лоренцо разглядел высеченный в камне герб – свернувшийся на щите свирепый дракон с длинными оскаленными зубами и хвостом, заканчивающимся острым трезубцем.
Возница с кряхтением слез с козел, подошел к воротам и постучал в них кнутовищем.
В створке ворот открылось зарешеченное окошко, и грубый голос осведомился:
– Кто это пожаловал в такой поздний час?
– Передай своему господину, что досточтимый мастер Лаврентий из самой Италии…
– Что ты несешь, старый дурак! – оборвал его маэстро и проговорил, высунувшись в окно: – Изволь передать своему господину, любезный, что его гостеприимства просит маэстро Лоренцо ди Сан Романо, придворный скульптор и живописец курфюрста Саксонии! Я еду из Рима к своему венценосному господину и заблудился…
– Господин граф на войне, – с достоинством ответил привратник, – он сражается с турками во главе королевского войска, но я передам ваши слова ее сиятельству госпоже графине.
Окошко захлопнулось, и на какое-то время наступила тишина, нарушаемая только монотонным шумом дождя.
Наконец за воротами послышались тяжелые неторопливые шаги, и створки с громким скрипом распахнулись. В проеме ворот показался человек огромного роста в суконном венгерском кафтане. Поклонившись, он проговорил:
– Госпожа графиня просит вас пожаловать!
Карета въехала в мощенный булыжником двор и остановилась перед крыльцом.
– Любезный, – маэстро Лоренцо повернулся к привратнику, – позаботься о моих лошадях. Ну, и о нем тоже. – Он кивнул на утомленного возницу.
– Не извольте беспокоиться, ваша милость!
– И еще – скажи, кого мне благодарить за гостеприимство? Назови благородное имя хозяйки этого замка!
– Вы не знаете? – Привратник с каким-то странным выражением взглянул на итальянца. – Вы, любезный господин, находитесь в замке Чейте, во владениях госпожи графини Эржбеты Батори, супруги королевского воеводы Ференца Надошдя.
За дверью итальянца встретил мажордом, такой же рослый и мрачный, как привратник. Окинув гостя тяжелым взглядом, он проговорил:
– Следуйте за мной!
Они прошли по холодным и темным коридорам замка и оказались в большой зале с высоким сводчатым потолком, терявшимся в темноте. В огромном камине пылали целые бревна. Посреди залы стоял длинный стол, за которым вполне могли разместиться две сотни гостей. Однако сейчас за этим столом сидели только четыре человека. Трое из них были мужчины. Один – высокий сухощавый старик с длинными обвислыми усами, в венгерском расшитом камзоле. Второй – толстяк лет сорока с маленькими, заплывшими жиром глазками. Третий – карлик, большая голова которого едва возвышалась над столом.
Но самым заметным человеком в этой зале была женщина, которая сидела во главе стола. Она была молода и, несомненно, красива, но в этой красоте было что-то страшное, пугающее. Черные глаза пылали, как два раскаленных угля, бледное лицо, обрамленное черными кудрями, показывало быструю смену выражений – от радости и гостеприимства до коварства и подозрительности.
Определив в этой женщине хозяйку замка, маэстро Лоренцо почтительно склонился перед ней и проговорил:
– Позвольте выразить вам свою благодарность, любезная госпожа графиня! Ночь застала меня в пути, и мне пришлось бы заночевать под открытым небом, под холодным дождем, ежели бы не ваше гостеприимство.
– Оказать гостеприимство путнику – священный долг каждого истинного христианина, – ответила ему графиня с приветливой улыбкой, – тем более такой любезный и благородный гость может скрасить нашу провинциальную скуку. Вы ведь прибыли в наши края из благословенной Италии?
– Да, я еду из Рима ко двору моего досточтимого господина, курфюрста Саксонии. Я ездил на родину, дабы привести в порядок кое-какие семейные дела.
– Вы едете из Рима? Так вы, должно быть, видели его святейшество папу?
– Да, мне выпала эта честь. – Итальянец с достоинством склонил голову. – Его святейшество удостоил меня беседы и был весьма благосклонен.
– Какое это счастье для всякого христианина! – пылко воскликнула графиня и тут же переменила тон: – Что же я мучаю вас разговорами, когда вы голодны и устали? Прошу вас занять место за столом и разделить нашу скромную трапезу! – Повернувшись к сидевшему по левую руку от нее толстяку, она проговорила: – Конрад, пересядь на соседний стул. Я хочу, чтобы наш гость сидел рядом со мной и развлекал меня беседой.
– Слушаюсь, моя госпожа!
Толстяк, на лице которого промелькнуло недовольство, тем не менее пересел, освободив место для итальянца.
Маэстро Лоренцо сел рядом с графиней и невольно залюбовался ее лицом.
На службе у саксонского государя ему приходилось писать портреты всех членов княжеской семьи и многих придворных, но он ни разу не видел лица столь необычного и выразительного. Быстрые и неожиданные изменения этого лица пугали, но в то же время и восхищали его, завораживали, как завораживает опасная и могущественная стихия. В этом лице, несомненно, было что-то демоническое, но как художник он многое бы отдал за то, чтобы перенести эти необычные черты на холст или хотя бы на бумагу.
Графиня тем временем хлопнула в ладоши. По этому знаку к столу подошли несколько слуг с блюдами и подносами, уставленными очень привлекательными на вид кушаньями.
– Конечно, у нас все попросту, – проговорила графиня, повернувшись к гостю. – В Италии и при дворе саксонского государя вы привыкли к более изысканным кушаньям и тонким винам, но я надеюсь, что вы простите нас, провинциалов…
