Как открыть эти ворота? И тут Надежда Николаевна вспомнила цифры, которые увидела в одной из таблиц в компьютере агентства «Азимут» вместе с адресом. Она достала листок, на котором записала эти цифры, и набрала три из семи – 876. Догадка оказалась верной: замок щелкнул и открылся.
Надежда вошла во двор.
Несмотря на то что ворота были заперты и посторонние во двор не допускались, выглядел он не лучшим образом. Когда-то двор был заасфальтирован, но асфальт давно растрескался, сквозь трещины пробилась вездесущая сорная трава, а кое-где – даже хилые деревца и кустики. В глубине стоял двухэтажный флигель, много лет назад выкрашенный желтой краской. Краска давным-давно выгорела и выцвела, и только местами можно было определить ее первоначальный цвет. Рядом с флигелем приткнулись несколько гаражей, возле одного из которых пожилой автовладелец безуспешно пытался реанимировать такие же пожилые «Жигули».
Надежда подошла к входу во флигель. Рядом с железной дверью висела табличка с номерами квартир. И снова Надежду ждало разочарование: здесь были перечислены квартиры с первой до одиннадцатой, нужный ей двенадцатый номер отсутствовал.
Надежда в раздумье уставилась на безмолвную дверь и вдруг почувствовала спиной чей-то взгляд. Обернувшись, она увидела, что автовладелец оторвался от своего занятия и смотрит на нее весьма подозрительно.
– Женщина, – проговорил он, перехватив ее взгляд, – вы кого ищете?
– Вообще-то, мне нужна квартира номер двенадцать, – честно призналась Надежда, – но здесь такой нет… или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь… – проворчал хозяин ржавых «Жигулей», – есть здесь двенадцатая квартира… только…
– Что – пятьдесят рублей? – выпалила Надежда, вспомнив переговоры с фальшивым Мармеладовым.
– Какие пятьдесят рублей? – недовольно переспросил автовладелец. – Почему пятьдесят рублей?
– Да это я так… – заюлила Надежда, – сама не знаю, почему это у меня вырвалось…
– Если вам не трудно, подайте мне вон тот ключ! – Мужчина показал Надежде на горку лежащих чуть поодаль инструментов. – Восемь на двенадцать!
– Вот этот? – Надежда подняла тяжелый гаечный ключ.
– Да что вы, женщина! Я сказал восемь на двенадцать, а это – девять на одиннадцать…
– Извините… – Надежда нашла среди инструментов еще один ключ. – Этот?
– Этот, этот! – Мужчина протянул руку за ключом. – А двенадцатая квартира – за углом, в торце флигеля. Только, женщина, я вам не советую туда ходить. Нехорошая это квартира…
– Нехорошая? – переспросила Надежда, вспомнив роман Булгакова. – Чем же она такая нехорошая?
– Да люди туда ходят какие-то подозрительные, опять же звуки разные доносятся…
– Ладно, учту! Спасибо, что предупредили!
Надежда обошла флигель и действительно увидела в торцевой стене еще одну дверь, на которой косо была укреплена металлическая табличка с единственным номером – двенадцать. Значит, за этой дверью находилась одна квартира. И еще на двери был кодовый замок.
На этот раз Надежда, недолго думая, набрала следующие четыре цифры со своего листочка – 4716. И не ошиблась: кодовый замок негромко щелкнул, и дверь флигеля открылась.
Надежда осторожно вошла внутрь. В подъезде было темно и душно. Пошире открыв входную дверь, чтобы впустить дневной свет, Надежда Николаевна огляделась и увидела справа от двери выключатель. Не без опаски она нажала на кнопку, и наверху загорелась единственная бледная лампочка, света от которой едва хватало, чтобы разглядеть ведущую на второй этаж лестницу. Лестница была грязная, с выщербленными ступенями, но Надежде ничего не оставалось, как подняться по ней.
Пройдя два лестничных марша, она оказалась перед еще одной дверью с кодовым замком. Надежда без колебаний набрала на нем последние цифры со своего листка – 369. Дверь открылась.
За ней оказалась самая обычная прихожая. Хотя нет – не совсем обычная. В обычной прихожей всегда валяются на полу стоптанные тапочки (или – новенькие, в зависимости от аккуратности хозяев), висят на вешалке плащи и куртки, стоят зонтики. В общем, имеются приметы человеческого присутствия. Эта же прихожая была совершенно пустой. Только хлопья пыли скользили по полу, перемещаемые сквозняком, как перекати-поле.
Из прихожей вели три двери. Надежда заглянула по очереди в каждую из них.
За первой дверью оказалась крошечная кухонька, в которой едва помещался накрытый клетчатой клеенкой стол, раковина в желтоватых потеках, маленький холодильник и пара стульев. На столе стоял простой электрический чайник и две фаянсовые кружки. Тут же лежала полупустая коробка с чайными пакетиками. Холодильник был девственно чист и совершенно пуст.
– Небогато! – проговорила Надежда, закончив осмотр кухни. – Даже сахара нет!
За второй дверью находился санузел: маленькая ванна с душевой стойкой и рыжими потеками ржавчины внутри, унитаз, раковина. На краю раковины стоял пластиковый стаканчик с зубной щеткой и лежала расческа, между зубьями которой застряли несколько рыжеватых волосков.
Надежда снова вышла в прихожую. «Какая странная квартира», – подумала она. Любое жилье несет на себе отпечаток своих обитателей, отражает какие-то черты их характера, какие-то человеческие качества. Эта же квартира была совершенно безликой, как будто в ней никто не жил.
Так, может, здесь действительно и не жили? Может быть, это служебная квартира детективного агентства, и ее используют только для того, чтобы без помех заниматься поисками и расследованиями? Но тогда здесь должны быть следы этих расследований, а пока Надежда не нашла ничего похожего…
Правда, оставалась еще одна дверь, которая вела в жилую комнату. Здесь действительно было чуть больше признаков человеческого присутствия. В комнате имелся узенький диванчик, потертый рабочий стол с двумя выдвижными ящиками, кресло с вылинявшей обивкой и два хромоногих стула.
Надежда первым делом выдвинула ящики стола. В первом она нашла большой, красиво изданный художественный альбом в глянцевой суперобложке. Название и все надписи в альбоме были на немецком языке, которым Надежда не владела.
Она быстро пролистала альбом. На всех фотографиях были запечатлены медальоны – по большей части золотые, тонкой, изящной работы, с портретными миниатюрами. Портреты были самые разные – мужчины в парадных мундирах и шитых золотом камзолах, дамы в платьях с высокими кружевными воротниками или, напротив, с открытой шеей, мальчики в гвардейских мундирчиках и нарядных камзолах, девочки – в кружевных платьях… Кружева и золотое шитье были выписаны с удивительным мастерством, лица – с очевидным портретным сходством.
Перелистывая страницы альбома, Надежда вдруг остановилась. Ее внимание привлекла одна из миниатюр – молодая, красивая женщина с густыми, непокорно вьющимися черными волосами.
И если лица на остальных портретах были полны покоя и достоинства, то в этом лице читались какие-то злая воля, коварство и жестокость. Особенно поражали глаза – темные, глубокие, они горели, как два угля. Два угля, извлеченных из адского пламени…
