Тот зашипел, как ошпаренная кошка, и схватился за лицо.
Лида, не теряя ни секунды, несколько раз подряд ударила его чайником по голове. Бандит охнул и начал заваливаться на пол. Его напарник, до которого все очень медленно доходило, топтался на месте, все еще обнимая одной рукой Дашу. Даша быстро сориентировалась и изо всей силы пнула бандита в самое уязвимое у мужчин место. Тот от боли и неожиданности выпучил глаза и выронил нож.
Тут и Надежда опомнилась и вступила в бой. Она схватила висевшую на крючке тяжелую сковородку и изо всех сил опустила ее на голову рослому бандиту. Тот охнул и повалился поверх своего напарника, придавив его к полу.
Надежда переглянулась с Лидой. Глаза у той горели, как два угля, она часто и шумно дышала, но ничуть не растерялась. Выдвинув ящик стола, достала оттуда два мотка бельевой веревки и кинула один Надежде:
– Быстро связать их, пока не опомнились! Умеешь вязать нормальные узлы?
Надежда кивнула: как-то в командировке на Севере Валя Голубев от нечего делать научил ее вязать морские узлы.
Через пять минут оба бандита были связаны по рукам и ногам.
Рослый бандит пришел в себя первым. Удивленно оглядевшись, он прогудел:
– Вы что это? Вы как это? Вы почему это? А ну, развяжите нас сию секунду, а то…
– Ага, сейчас, спешим и падаем! – ответила ему Надежда. – Сиди спокойно, а то еще раз получишь сковородкой!
– И что мы с ними будем делать? – осведомилась Даша, разглядывая связанных бандитов.
В это время из прихожей донеслись какие-то странные звуки. Надежда снова схватила сковородку. Даша побледнела.
В ту же секунду на кухню ввалились несколько парней в черных комбинезонах, с оружием в руках.
– Полиция! – выкрикнул один из них. Он удивленно оглядел кухню и опустил оружие. – Что здесь произошло? Нам сообщили о вооруженном нападении…
– Опоздали! – насмешливо ответила ему Надежда. – Вооруженное нападение имело место, но мы справились своими силами!
Из-за спин полицейских высунулась соседка Варвара Петровна все в том же халате. Найдя взглядом Лиду, она проговорила:
– Лидуся, ты в порядке? А это я полицию вызвала…
– И очень правильно сделала! – успокоила ее Надежда.
Старший группы захвата, приглядевшись к связанным бандитам, присвистнул:
– Вы только поглядите, ребята, кто попался в наши руки! Это ведь Гадюка и Кирпич! Известная парочка! За ними из статей Уголовного кодекса такой хвост тянется – отсюда до Москвы! – Полицейский повернулся к женщинам и с чувством проговорил: – От лица полиции выражаю вам благодарность! Вы нам очень помогли в поимке опасных преступников!
– Это еще неизвестно, кто кому помог… – пробормотала себе под нос Надежда.
Впрочем, ее слова никто не услышал.
Полицейские развязали бандитов, надели на них наручники и повели к выходу.
В дверях Надежда и Лида оказались рядом с тощим бандитом. Лида пригнулась к его уху и проговорила тихо, так что ее никто не услышал, кроме Надежды и самого бандита:
– Передай тем, кто тебя послал, чтобы они забыли про медальон. Теперь он попал в нужные руки, и никто, повторяю, никто не сможет его у меня отнять!
– Боже мой! – Даша оглядела разоренную квартиру. – Да когда же это кончится? Что с нами со всеми происходит?
– Не бери в голову, – спокойно ответила Лида, поднимая с пола чайник, – теперь все наладится. Надь, ты куда?
– Ладно, девушки, – Надежда красила губы перед зеркалом, – вы уж тут сами, а я пойду. У меня муж завтра из командировки возвращается, а дома конь не валялся. Дел невпроворот, так что, как говорится, извините за компанию.
На следующий после разговора с Кэти день сеанс живописи повторился, и через день, и еще через день. Но когда графиня покидала часовню, маэстро Лоренцо оставался там и работал, работал, работал, пока позволяло освещение. Он больше не вспоминал о своей карете, больше не заговаривал о том, что должен ехать ко двору курфюрста.
Лоренцо с головой погрузился в работу – и с каждым днем все больше мрачнел.
– Все не то… – бормотал он, по нескольку раз переписывая лицо графини, – все совершенно не то…
Графиня на портрете выходила похожей на себя, но в ней не было той дьявольской выразительности, той захватывающей страсти, которую он увидел в ее лице в первый вечер, а особенно – в первую ночь в замке. На его портрете графиня Эржбета выглядела красивой, благородной дамой, ничуть не похожей на то страшное создание…
Закончив работать, живописец выходил в сад, надеясь снова встретить там золотоволосую девушку, чудесного ангела своей мечты, но ему так и не удалось увидеть ее. Должно быть, строгий священник больше не выпускал Кэти в сад.
По ночам маэстро Лоренцо почти не спал. Он ворочался в своей удобной и мягкой постели, вслушиваясь в ночную тишину. Иногда до него доносились далекие крики – крики, полные ужаса и страдания, как в ту, первую ночь.
Один или два раза маэстро вставал, покидал свою комнату и подходил к лестнице, ведущей в подземелье. Но в темном коридоре появлялся карлик и смотрел на живописца с угрозой.
– Я предупреждал тебя, – шептал он, – я предупреждал, что по ночам нужно спать! Спать в своей комнате!
И живописец возвращался к себе и без сна ворочался в постели, прислушиваясь к доносящимся из подземелья крикам.
А потом он снова приходил в часовню – и работал, работал, работал, повторяя:
– Все не то, все не то…
Прошло уже две недели с того дня, как маэстро Лоренцо попал в замок графини Батори. Две недели с того дня, когда он начал работать над портретом хозяйки. Однажды во время сеанса графиня, поправляя черную прядь, сказала:
– Маэстро, вы работаете слишком долго. Неужели мой портрет все еще не готов?
– Простите, великодушная госпожа! – Живописец опустил голову. – Ваш облик прекрасен, но неуловим. Мне не удается передать что-то главное в нем.
Графиня подошла к нему и посмотрела на незаконченный портрет.
– И правда, в нем чего-то не хватает! – проговорила она сухо. – Вам нравится наша венгерская кухня?
– Да, госпожа. Я пристрастился к ней в вашем замке.
– Но главное в ней – острый, жгучий перец. Если лишить нашу кухню перца, она станет пресной и безвкусной. Так и ваш портрет – в нем нет перца. Наверное, я ошиблась в вас. Наверное, вы не сможете закончить этот портрет…
Графиня хотела уже покинуть часовню, но маэстро Лоренцо остановил ее:
– Постойте, милостивая госпожа! Я сам вижу, что этому портрету не хватает души. Но я знаю… я знаю, что нужно сделать, чтобы получилось то, что нужно.
– Что же?
