– Галина Дмитриевна приказала каждые два часа мерить температуру и не допускать больше теплового удара, – принес Кате градусник Иван Федорович и присел на кровать. Катя наконец-таки раскраснелась и не выглядела больше изможденной и умирающей. – Ты очень молодая, – задумчиво сказал Иван Федорович.
– Мне тридцать лет.
– Выглядишь много моложе.
– А вы, видимо, знаток женщин? – улыбнулась Катя. – Я просто не пользуюсь косметикой и веду праведный образ жизни.
– Это как?
– Не пью, не курю, не гуляю, – загнула три пальца Катя и с тоской посмотрела в потолок, словно припоминая, чем она еще не занимается.
– Не скучно? – спросил Иван Федорович, и Катя снова улыбнулась.
– Вы прямо в самую точку. Бывает ощущение, что живу неправильно, – ответила Катя.
– Что не пьете и не курите?
– Что не гуляю, – поправила его Катя, – а пить и курить я еще научусь.
– Так, а почему же вы не гуляете? Нынешняя молодежь ого-го!
– Ну, во-первых, я уже не молодежь, во-вторых, у меня уже четырнадцатилетний сын.
– Сколько лет сыну? – округлил глаза Иван Федорович.
– Четырнадцать, – повторила Катя, – наверное, вы провели нехитрое математическое действие и в шоке от того, во сколько я его родила?
– Как-то рановато, – согласился старик.
– Так получилось, – улыбнулась Катя.
– Расскажи мне, как же так получилось?
– А вам интересно?
– А мы, старые люди, очень любопытные, нам все интересно.
– Это не очень веселая история, – предупредила Катя, – дети не всегда являются плодом любви, иногда они появляются в результате насилия, но от этого мой сын мне не менее дорог.
Иван Федорович ошарашенно хлопал глазами.
– Так вас…
– Совершенно верно.
– Какой кошмар! Подонка наказали?
– Заявления на него я не стала писать, не все так просто… Его мать заменила мне мою маму, а его сестра стала мне самой близкой подругой. Жизнь его наказала… Он умер молодым, до этого пребывал все время в наркотическом опьянении, – сказала Катя.
– А твоя хромота родом не оттуда? – решил уточнить Иван Федорович.
Катя рассказала, что произошло.
– Множественные переломы, укорочение костей в нескольких местах, несращение, повторные операции, я много чего перенесла, и, поверьте мне, Иван Федорович, то, что я вообще хожу, – это уже хорошо. Во всем надо искать положительные стороны.
Иван Федорович, казалось, потерял дар речи.
– А что-то хорошее у тебя в жизни было?
Катя рассмеялась.
– Вам так показалось или я настолько сгустила краски? У меня все хорошо! Двухкомнатная квартира, любимая работа, благодарные пациенты, все понимающая подруга, близкий человек – ее мать и самая главная гордость – мой сын.
– А любовь? Мужчина? Вы любили? – спросил Иван Федорович.
– Вот чего нет, того нет. Подловили вы меня. Этого моя жизнь была лишена полностью. Поэтому если у кого-то сложилось впечатление, что моя жизнь полна разврата, раз я родила в шестнадцать лет, то это совсем не так.
– Вот уж и правду говорят, не суди и не судим будешь.
– Может быть, может быть.
– Но ты красивая женщина, врач, где же глаза у мужчин? – спросил Иван Федорович.
– Мужчины часто обращают внимание на стройные ножки, чего я лишена. Попросту говоря, хромая никому не нужна, – грустно ответила Катя, – да и я не пойду с кем попало, надо, чтобы мужчина нравился.
– Это нормально, – заверил ее Иван Федорович и тряхнул седой шевелюрой, – эх, мне бы скинуть годков так… я бы не посмотрел, что ты с палочкой, наоборот, это придало бы пикантности.
– Иван Федорович, что за речи?! Остановитесь.
– Да, ты права, пора идти есть суп, только для начала я зайду в ванную.
Иван Федорович, все еще находящийся под впечатлением рассказа Кати, ушел в ванную комнату и закрылся там.
Вскоре он вышел и поспешил на кухню, опираясь на трость. Кате надоела ее прилипшая к телу рубашка, и она тоже пошла в ванную под душ. Она знала, что болеет остро два дня с высокой температурой, а затем быстро идет на поправку. Завернувшись в большое махровое полотенце, очень приятно пахнущее, Катя вышла из ванной и пошла на кухню. Иван Федорович хлопотал у плиты. Он бросил на Катю быстрый взгляд.
– Выглядишь много лучше.
– Спасибо. Я и чувствую себя лучше, – ответила Катя, – ничего, что я в полотенце?
– В самый раз, сейчас поешь, силы и вернутся к тебе.
Во входную дверь позвонили, Иван Федорович сказал:
– Ты, Екатерина, ешь, а я пойду посмотрю, кого нелегкая принесла?
Иван Федорович быстро вернулся, махнув рукой, – ошиблись, мол, дверью. Перед Катей стояла тарелка с наваристым борщом и поструганным в него аккуратной соломкой сердцем. Катя выглянула в окошко и увидела выходящего из их подъезда высокого светловолосого парня в наушниках. Шел он в такт качая головой.
«Я его уже видела, наверное, живет здесь», – мимолетно подумала Катя и приступила к борщу. Хоть у нее и не было аппетита, но расстраивать старика она не хотела. Борщ действительно был вкусным, и Катя нисколько не покривила душой, похвалив его.
– Вы прекрасно готовите.
– Ты не ела еще жаркое, – похвастался Иван Федорович, – вообще мужчина должен уметь готовить, и готовить намного лучше бабы! Это мое твердое убеждение!
– А я не буду спорить, я бы с удовольствием уступила место на кухне мужчине, – ответила Екатерина.
Иван Федорович метнулся в комнату и вернулся с графином мутноватой жидкости и двумя рюмками.
– Самогон лечебный или целебный, как будет угодно, – ответил он на ее немой вопрос.
– То, что самогон, понятно. Почему лечебный? – спросила Катя.
– Потому что мы сейчас тебя им лечить будем, – невозмутимо ответил Иван Федорович, наливая жидкость в две рюмки, – здесь и травы добавлены, и даже чуть-чуть мед. Завтра всю хворь как рукой снимет, вот увидишь. Этот рецепт в нашем роду из поколения в поколение передают.
Катя залпом осушила рюмку и впилась зубами в кусок хлеба, не в силах произнести ни слова.
– Ну, пробрало?
– И не говорите, – наконец-таки раздышалась Катя.
– Так что не все еще потеряно, сейчас я научу тебя пить, затем курить трубку, ну а потом…
– Суп с котом! – прервала его Катя. – А что это мы все обо мне да обо мне? Вы хозяин, вам и карты в руки. Я хочу побольше о вас знать, Иван Федорович, вы же мой подопечный. Некоторые знания друг о друге помогут нам сблизиться.
