– Что случилось-то, Володя? – спросил Борцов. – Ты толком-то скажи!
– Комиссия. Забраковала, – страдал Левин знакомец. – Повторная. В последний момент! Сказали «нехудожественно» и «недоделано». Велели снять. Но все вокруг говорят, что это потому, что свежестью красок и новизной они затмили развешенные внизу экспонаты. Да уж теперь всё равно!
– О, господи! – Лева понимал, каково сейчас было что создателю, что вдохновителю. – Расстроились оба сильно?
– По Михаилу Александровичу не поймешь, он всеми мыслями сейчас в предстоящей женитьбе. А Савва Иванович говорит «Не позволю!» и уже распорядился еще один павильон закладывать, у входа, но фактически за территорией Выставки. Специально под них! Под полотна! Вот скатываем в срочном порядке.
– Уже оба убрали? – расстроился Лева. – Жалко, а я вот барышням обещался показать.
– Никодим Петрович! Оба скатали? – крикнул куда-то в полумрак человек, которого Лев Александрович величал «Володей» и оттуда ответили:
– «Селяниновича» ужо. А «Невеста» прислоненная пока у своей стены стоит.
– «Невеста» – это надо полагать «Принцесса Грёза»? – Догадался уже видевший ранее полотна Лев Александрович. – Она-то нас, по большей части, и интересует. Позволишь взглянуть?
– Никодим Петрович, электричеству ей включи на четверть часика! – снова крикнул в темноту Левин собеседник.
Загорелось нижнее освещение, и глазам девушек предстала, склонившаяся над умирающим музыкантом, бледная фигура Мелисинды. Бертран в кровавом одеянии наблюдал за их предначертанной встречей.
– И правильно, что забраковали. Я ее боюсь. Она страшная. – Шепотом сказала Нина. – У-ууу, нависла.
– Княжна, милая. Вы представьте, что смотрите на изображение не с такого расстояния, а, например, если бы оно находилось на фронтоне какого-либо здания, а Вы – напротив него, на другой стороне широкого проспекта? Давайте отойдем подальше! – Лева пытался защитить нравящееся ему своей смелостью творение.
– Ах, какая мысль, Лёва! – подхватил идею помощник Мамонтова. – Надо будет Савве Ивановичу обязательно рассказать. Можно же ее из изразцов где-нибудь повторить! Лёва, ты – гений!
– А тебе, Лиза, нравится? – посмотрела на подругу Нина.
– Не могу точно сказать, пока не поняла, – Лиза всматривалась в тускло освещенное изображение. – С впечатлением от книги ничего общего я не чувствую. Но, смотря на этот плывущий корабль, мне кажется, что я слышу звуки арфы.
– Лиза! Вы правильно всё уловили. Гармонию тут создают ритмы, схожие с музыкальными, – подхватил Лев Александрович. – А то, что рельефы почти скульптурные – так в этом и есть новизна и смелость. Они пугают вас отсюда, но не забывайте о размерах и предназначении. Мне даже незавершенность картины импонирует, напоминая фрески, растворенные в пространстве, не ограниченные условностями рамы. А по форме все вписано идеально, как орнамент на ковре.
– Все равно от нее веет чем-то холодным, чем-то… – Нина не смогла подобрать сравнение.
– Смертью? – спросил Лев Александрович. – Тогда, задача художника достигнута. Она такая и должна быть. Холодная, недосягаемая, неземная. И невидимый нам Никодим Петрович тоже прав! Она именно «невеста», это очень метко! Она никогда не сможет стать женой, она вечная невеста. Мне кажется, что это замечательное воплощение мечты о прекрасном… О мечте, которая недостижима в этом мире!
– Как это всё грустно! – сказала Нина. – Пойдемте отсюда на солнышко.
Они поблагодарили, простились и вышли из полумрака павильона на выставочное пространство. Еще с час осматривали они различные постройки и здания, Лев Александрович рассказывал девушкам про стили архитектуры, использованные в том или ином строении и об инженерных новшествах, примененных в зодчестве. Пора было возвращаться к павильону Мимозова, где, по всей вероятности, их уже ждали. Проходя мимо высокого ангара, они увидели, как из него вывозят огромный воздушный шар.
– Штабс-капитан, не прокатите нас с барышнями по воздуху? – крикнул Лев Александрович военному, руководившему процессом.
– Милости прошу, господин архитектор! Но только в любой день после открытия. Сегодня полетов шара не запланировано, мы лишь сигнальный аэростат из эллинга «проветриться» выводим. Господа офицеры в корзине шара сопровождают. А показательный полет для публики занимает два-три часа, учтите.
– Ох, нет, таким временем мы не располагаем. А если ненадолго, а? Вместе с господами офицерами? Девушки миниатюрные, весят немного.
– Лев Александрович! Мама бы ни за что меня не пустила! Лиза, Лиза, ты как? – было видно, что Нина уже загорелась желанием.
– Эх, была-не-была! Нина, представляешь – летать по небу. Как птицы! Давай попробуем?
Все низшие и высшие офицерские чины, находившиеся рядом, одобрительно улыбались решительности девиц, а двое солдатиков уже притягивали за тросы корзину к самой земле, чтобы подсадить в нее драгоценный груз. Подъем удерживаемого канатами шара длился от силы минут десять, но девочки успели увидеть всю Выставку как на плане в путеводителе – павильоны, клумбы, фонтаны, пруд у входа, ровные ряды ярмарки невдалеке, Оку, впадающую в Волгу, пароходики, снующие по ней. Лизе показалось даже, что она смогла узнать крышу своего дома на ее высоком противоположном берегу. Раскрасневшиеся, запыхавшиеся и абсолютно счастливые явились они в павильон, когда мать Нины начала уже проявлять свое беспокойство, а Савва всячески ее успокаивал. На его столе сияла черным глянцем и золотыми буквами «U-N-D-E-R-W-O-O-D» новенькая пишущая машинка.
– Лиза. В качестве секретаря прими на баланс фирмы этот агрегат, – торжественно провозгласил Савва Борисович.
– Нет, нет! – замахала ладошкой Лиза Полетаева. – Папа не позволит. Мы не можем принять такую дорогую вещь.
– Опять-двадцать-пять! – видимо так выругался Савва. – Полетаевская порода! Лиза, вы со своей щепетильностью меня до края доведете. Прости, прости, девочка! – тут же дал он задний ход. – Я же говорю – э-ээээ… на баланс! Не тебе лично, а это мой вклад в Товарищество. Во-первых – это торговый образец, и мне он ничего не стоил. Его фирма мне прислала, они начинают продажи в России и опытные образцы с нашим алфавитом рассылают возможным покупателям. Во-вторых, это тебе не просто так, а с заданием. Э-эээ… Освоишь, скажем, так, месяца за три? И дашь мне отчет, насколько удобно сие устройство в работе. Тогда я или откажусь, или закуплю такие во все свои конторы – и на завод, и в Пароходство, и везде. Ясно, секретарь ты мой милый? – он утер пот после долгой речи и улыбнулся. – Говорят удобная штука, от привычных «Ремингтонов» отличается тем, что сразу видно, что набираешь, не надо тележку приподнимать каждый раз, чтобы посмотреть текст под валиком. Научишься? Ты ж смышленая! А отцу передай, что его день – четверг, мы так решили. В четверг, в полдень. Легко запомнить. Передай обязательно, он знает, о чем это. Да, хотя я завтра сам ему скажу, если не забуду. Завтра суетной день. Мне утром еще поезд встречать – мои приезжают. Ну, до свидания!
